Он снова посмотрел на это слово. Оно должно было иметь какое-то особое значение, какой-то второй смысл. Оно не могло быть случайным.

— А у них нет эсэсовской дивизии под названием «Нибелунги»?

— Тридцать седьмая, — подтвердил Тони. — Механизированное пехотное соединение. Третьеразрядное: новобранцы и ограниченно годные. Сейчас где-то в Пруссии воюет с русскими. Но это не то. Это должна быть от начала до конца операция «Мертвой головы». Репп и защитники пункта номер одиннадцать. «Мертвая голова» — это ведь старые нацисты, можно сказать, элита, одно из первых соединений СС. У них очень давняя история, восходит еще к самому началу лагерной системы. Они избегают посредственностей вроде Тридцать седьмой дивизии.

— Наверняка.

— Вообще-то это вполне обычное для Германии название. Кстати, улица между этим прелестным местом и собственно городом Дахау называется Нибелунгенштрассе. Разве не любопытно?

— А что, если… — начал Литс.

— Нет-нет, это просто забавное совпадение, я тебе гарантирую. Нет, в нашем названии кроется шутка. Этакий грубоватый немецкий юмор. Здесь чувствуется рука великого остряка, шутника.

— Что-то я не улавливаю…

— И в самом деле, это довольно-таки умно, — заметил Тони Литс, не поспевавший за ходом его мысли, нуждался в разъяснениях.

— Так какая у нас отправная точка? — спросил он.

— Опера.

— Ах да, Вагнера, кажется? Какая-то длиннющая вещь, на несколько часов. Как-то связана с кольцом.

— Верно. «Кольцо Нибелунга». Великий герой по имени Зигфрид крадет это кольцо. Вот тут-то и скрыта шутка. Репп — это Зигфрид.

— А кто такие Нибелунги? — поинтересовался Литс.

— Я к этому и веду, — улыбнулся Тони. — Нибелунги, мой друг, это племя карликов из старых сказок. Они живут под землей и охраняют сокровища.

24

Где же она?

Репп посмотрел на часы. Прошло два часа, ее нет уже два часа!

Он находился на верхнем этаже. Слегка отдернул занавеску на окне и выглянул на улицу, стараясь заглянуть как можно дальше. Ничего. За последние несколько минут он делал это уже раз десять, и каждый раз наградой ему было одно и то же: ничего.

Он чувствовал, что его гражданская одежда стала теплой и влажной. Ему было никак не привыкнуть к ней. Туфли, черт бы их побрал, тоже не подходили, эти тупоносые ботинки с зернистой поверхностью натерли ему мозоль на пятке. И теперь он хромал! Замурованный в этом паршивом маленьком домике, он начал разваливаться на части; он болтался из угла в угол в чужой одежде, с головной болью и расстройством желудка, в плохом настроении и с мозолью на пятке. Он просыпался по ночам в холодном поту. Он прислушивался к звукам и шарахался от тени.

Он вообще не создан для таких дел — для покорного ожидания в нетронутом войной жилом квартале.

Репп откинулся назад и достал пачку сигарет.

Он снова выглянул в окошко, хотя прошло всего несколько секунд.

И увидел, как из-за угла вывернул грузовик.

Это был военный автомобиль, который медленно ехал по Нойгассе, направляясь в сторону Реппа. Большая машина, выкрашена по их моде в темно-зеленый цвет, размером примерно с «опель-блиц», на капоте нахальная белая звезда. Солдаты, похоже, сгрудились сзади; он видел, как подпрыгивают их шлемы в такт движению автомобиля.