Литс вернул оружие Роджеру.

— Помни: дождись, пока он выйдет. Это самое важное. И учти, что его выстрел по звуку будет совсем не похож на выстрел. Он не будет громким, как сильный удар или что-то такое. Но ты его услышишь. Затем жди, черт побери, сколько раз я должен это повторять? Жди! Жди весь день, если потребуется. Понятно?

Роджер с открытым ртом уставился на него.

— Твой ход, Роджер. Наступил решающий момент матча.

«Он хочет, чтобы я пошел туда?» — в ужасе думал Роджер. Расстояние от угла стены до гор казалось бесконечностью.

— Запомни, Роджер: все начнется в полвосьмого.

Литс хлопнул парня по плечу, прошептал ему на ухо:

— Пошел, — и подтолкнул к горам.

Становилось все светлее. Он видел, как внизу перед ним из неясных очертаний возникают четкие контуры монастыря. Посередине двора лежало тело, больше никого не было.

Репп нажал на рычаг, и полупустой магазин оказался у него в руке. Он выбросил отработанный, достал из сумки новый и поставил его на место.

Он навел винтовку, склонился над ней и через прицел осмотрел пространство между деревьями. Постепенно становилось все светлее; запели птицы. Теперь Репп чувствовал запах леса, влажный и прохладный. Ночь подходила к концу.

Если здесь есть человек, то он скоро покажется.

Репп ждал, проявляя нечеловеческое терпение.

Литс понимал, что вот-вот настанет его очередь.

Он сидел скрючившись в тени монастырской стены, сердце у него бешено стучало, в голове он спешно искал повод не выходить на открытое пространство. Было уже достаточно светло, а его наручные часы «Булова» продолжали идти, маленькая и большая стрелка стремились вот-вот соединиться. Роджер ушел, но Литс не особенно задумывался о Роджере. Он думал о тех долгих ста ярдах, которые ему придется пройти, прежде чем он достигнет безопасного покрова деревьев. Человек, который спешит, может добраться туда за двенадцать секунд. Но Литсу нельзя было спешить. Раз Миссисипи, два Миссисипи, три Миссисипи… пятнадцать Миссисипи, которые можно посчитать за целую вечность. Он прикинул, что может получиться шестнадцать, а то и семнадцать Миссисипи.

Он снял куртку и засучил рукава, но ему все равно было жарко. Он проверил шнурки на ботинках — завязаны туго, скинул фуражку и снял шпалы с петлиц. Больше ничего в голову не приходило.

Литс снова посмотрел на часы. Медленно тянулись секунды. Казалось, они падали с его часов и с треском исчезали в траве. Он попробовал с оптимизмом подумать о том, что наступит потом. Но вместо этого почувствовал, как к горлу подступила рвота. Дыхание было тяжелым, ноги похолодели и стали негнущимися, во рту все пересохло.

Он огляделся и увидел, что начинается погожий день; на совершенно чистом небе из-за гор показалось бледное солнце. В небе над головой виднелось только несколько пушистых облачков. Литс понимал, что если не возьмет себя в руки, то будет изучать природные аномалии до 1957 года. Черт подери, ему очень хотелось пить.

Он вновь посмотрел на свои «Булова», и они сообщили ему плохие новости: наступает время выходить. Остались считанные секунды.

Он поднялся в полный рост, в сотый раз проверил свой автомат: магазин пристегнут, полный, переключатель стрельбы на полном автомате, автомат снят с предохранителя, затвор взведен. До леса еще очень далеко.

«Не прозевай, Роджер, — подумал он, — черт подери, только не прозевай».

И он снова подумал о Сьюзен. «Все, к чему ты прикасаешься, превращается в смерть», — сказала она.