|
Так всегда бывало со мной, когда я лечил коллегу-психиатра. Возможно, Чарльз видит в этой ситуации параллель чему-то, тревожащему его лично. Я не смотрел его личный анализ, не знаю всех путей его мозга, хотя он долгое время был моим учеником. Он всегда был замкнутым, о чем-то умалчивал; при случае мог быть весьма авторитетным. Что еще его занимает в последнее время? - Как всегда, его сын Питер. Он переводил мальчика из школы в школу пять раз за пять лет. - Ей подали завтрак, и она придвинулась к столу. - И он читает обо все случаях самоубийства и без конца говорит о них. - С какой целью? Она пожала плечами и принялась за еду. - Он никогда не упоминал - почему, - сказала он, снова взглянув на Бартельметца. - Может, он пишет что-нибудь... Бартельметц покончил с яичницей и налил себе кофе. - Вы боитесь этой его пациентки? - Нет... Да, боюсь. - Почему? - Боюсь симпатической магии, - сказала она, слегка краснея. - Под это определение может подходить очень многое. - Это верно, - признала она. - Мы с вами объединились ради его благополучия и пришли к согласию в том, что именно представляет угрозу. Не могу ли я просить вас об одолжении? - Можете. - Поговорите с ним еще раз. Убедите его бросить это дело. Он смял салфетку. - Я намерен это сделать после обеда. Я верю в ритуальную ценность спасительных побуждений. И сделать их надо. Дорогой отец-идол, Да, школа прекрасная, лодыжка моя заживает, и с моими одноклассниками у меня много общего. Нет, я не нуждаюсь в деньгах, питаюсь хорошо и не имею затруднений с новым учебным планом. О'кей? Здание я не буду описывать, поскольку ты уже видел эту мрачную вещь. Землю не могу описать, потому что сейчас она под холодными белыми пластами. Бррр! Правда, меня восхищает искусство зимы, но я не разделяю твоего энтузиазма к противоположности лета, кроме как в рисунках или эмблеме на пачке мороженого. Лодыжка ограничивает мою подвижность, а мой товарищ по комнате уезжает на уикэнды домой - то и другое является настоящим благословением, потому что у меня теперь удобный случай схватиться за чтение. Что я и делаю. Питер. Рендер наклонился и погладил огромную голову. Голова стоически приняла это, а затем перевела взгляд на австрийца, у которого Рендер попросил огонька, и как бы говорила: "Должен ли я терпеть такое оскорбление?" Человек улыбнулся, щелкнул гравированной зажигалкой, и Рендер заметил среди заглавных букв маленькую "ф". - Спасибо, - сказал Рендер и обратился к собаке: - Как тебя зовут? - Бисмарк, - проворчал пес. - Ты напомнил мне другого такого же, некоего Зигмунда, компаньона и гида моей слепой приятельницы в Америке. - Мой Бисмарк - охотник, - сказал молодой человек, - но здесь нет ни оленей, ни больших кошек. Уши собаки встали торчком, она смотрела на Рендера гордыми, горящими глазами. - Мы охотились в Африке, в северных и южных частях Америки. И в центральной Америке тоже. Бисмарк никогда не теряет след. Никогда не промахнется. Он прекрасный зверь, и зубы у него как будто сделаны в Золингене. |
