— Да, Дуглас всегда очень последовательно отстаивает свои позиции, чем, кстати сказать, разительно отличается от большинства нью-йоркских политиканов. Когда увидите его, передайте ему, пожалуйста, мой сердечный привет.

— Обязательно передам.

Они пожали друг другу руки под кровлей Северного портика, после чего Арафат направился к ожидавшему его лимузину.

— Хочу попросить вас об еще одном одолжении, мистер Арафат.

Палестинский лидер повернулся и в удивлении поднял бровь.

— О каком же?

— Будьте настороже.

— Я всегда настороже, — ответил Арафат и забрался на заднее сиденье лимузина.

Машина тронулась с места и, развив скорость, исчезла из виду.

Глава 42

Берлингтон. Штат Вермонт

— Вас зовут не Доминик Бонар, и в лондонской художественной галерее вы не работаете. На самом деле вы работаете на израильскую разведку. Мы уехали из Монреаля в такой спешке, поскольку у ресторана появился ваш приятель Габриель Аллон, который хотел меня убить.

У Жаклин разом перехватило горло и пересохло во рту. Но тут она вспомнила, что говорил ей в Лондоне Габриель: «У Доминик Бонар нет причин бояться этого человека. Если этот тип будет на тебя давить, огрызайся».

— Не понимаю, о чем вы говорите! Я не знаю никакого Габриеля Аллона. Немедленно остановите машину! Куда, к черту, вы меня везете? Что на вас нашло?

Тарик ударил ее пистолетом по голове. Это был короткий, хлесткий и очень болезненный удар, от которого у нее из глаз брызнули слезы. Она подняла руку, дотронулась до поврежденного места и обнаружила на пальцах кровь.

— Сукин сын!

Он проигнорировал ее и продолжал говорить:

— Итак, вы не Доминик Бонар, и в художественной галерее вы не работаете. Вы израильский агент и работаете на Ари Шамрона. В Монреале улицу Сен-Дени переходил Габриель Аллон. Он хотел меня застрелить.

— Как бы мне хотелось, чтобы вы перестали нести весь этот бред! Я представить не могу, о чем вы говорите. Повторяю, я не знаю никакого Габриеля Аллона. И Ари Шамрона я тоже не знаю.

Размахнувшись, он ударил ее снова. По тому же месту. Боль была такая сильная, что она, несмотря на все попытки сдержаться, залилась слезами.

— Перестаньте меня бить! Я говорю правду!

Снова удар — еще более сильный и болезненный.

— Меня зовут Доминик Бонар! Я работаю в художественной...

Он опять ее ударил. Сильнее прежнего. Жаклин почувствовала, что еще немного — и она потеряет сознание.

— Вы сукин сын! Ублюдок! — вскричала она, захлебываясь от рыданий и зажимая пальцами рану на голове. — Куда вы меня везете? Что собираетесь со мной делать?

Он снова ее проигнорировал. Казалось, он поставил своей целью не только причинить ей боль, но и окончательно вывести из себя. Потом, когда он заговорил снова, в его голосе неожиданно проступило сочувствие. Она знала, чего он добивался. Он хотел лишить ее способности оказывать ему всякое, даже пассивное, сопротивление, заставить поверить в то, что ее предали, оставили в одиночестве, предоставили самой себе.

— Вы были в Тунисе вместе с Габриелем Аллоном, изображали там его любовницу и участвовали вместе с ним в разработке операции по устранению Абу-Джихада.

— Я никогда не бывала в Тунисе и не была знакома с Габриелем Аллоном.

Он размахнулся, чтобы нанести ей новый удар, но на этот раз она успела прикрыть голову руками.

— Не бейте меня больше! — воскликнула она.