Поклянись, что ты никогда больше ничего подобного не сделаешь!
— Не могу.
— Можешь!
Моргон опустил руки и взглянул на Элиарда:
— Как я могу дать одно обещание тебе, а другое — себе самому? Но в одном я клянусь — я всегда буду возвращаться.
— Как ты можешь…
— Я клянусь в этом!
Элиард потупил взор и принялся рассматривать грязь, уже смешавшуюся с разлитым молоком в бурую массу.
— Это из-за того, что он позволил тебе поступить в то училище. Там-то у тебя все в башке и перемешалось.
— Может быть, так оно и есть, — устало согласился Моргон. Он посмотрел на солнце: — Уже половина утра прошла, а мы все сидим в навозе, и кислое молоко засыхает в наших волосах. — Он взглянул на Тристан: — Почему ты так долго ждала, чтобы спросить меня об этой короне? Что-то на тебя непохоже.
Девушка отвернулась.
— Я видела, какое у тебя было лицо, когда ты ее принес. Что ты собираешься с ней делать, Моргон?
Он ласково отвел прядь волос, упавшую на глаза Тристан.
— Есть у меня некоторые соображения.
Моргон поднялся на ноги и заметил Кеннона, сидящего на крыльце.
— А я считал, что ты уже едешь в восточный Хед, — укоризненно произнес он.
— Я и еду. Уже еду, — бодро отвечал Кеннон. — Уиндон Эймори никогда не простил бы мне, если бы я не увидел, чем все это закончилось. У тебя все зубы на месте?
— Да вроде бы.
Группа, застывшая в дверях, пришла в движение, и под взглядом Моргона все заспешили по своим делам. Он наклонился и помог Элиарду подняться на ноги.
— В чем дело?
— Да ни в чем таком особенном. Сам бы попробовал рухнуть в розовый куст. Не знаю, найдется ли у меня целая чистая рубаха.
— Найдется, — сказала Тристан. — Я еще вчера твое белье постирала. В доме все вверх дном, вы… то есть мы, в таком виде… Торговцы вот-вот нагрянут, а это значит, что все женщины придут сюда посмотреть на их товар. А у нас такая грязища в зале! Да я со стыда помру.
— Как-то раньше ты не особенно об этом заботилась, — ехидно заметил Элиард. — Теперь вот вечно жалуешься. А то бегала себе чумазая, на юбке — собачья шерсть, и хоть бы что…
— И так бывало, — ледяным тоном ответила Тристан, — когда здесь был кто-то, чтобы смотреть за порядком в доме. А теперь никого нет. Только я одна пытаюсь…
Она резко повернулась и пошла прочь, куры выпархивали у нее из-под ног, но Тристан даже не обращала на них внимания. Элиард со вздохом пощупал свои жесткие волосы:
— Голова моя — дубовая. Если ты польешь мне, я полью тебе.
Они скреблись и отмывались за домом. Кое-как приведя себя в порядок, Элиард отправился на ферму Грима Окленда, чтобы помочь грузить зерно из амбара на телеги, а Моргон пошел но полевой стерне к прибрежной дороге, ведущей к Толу.
Только что на якорь стали три торговых корабля, паруса их были уже убраны. Как только Моргон ступил на причал, с одного из них тут же спустили прочный трап. Матрос осторожно свел по нему с палубы вороную лошадь — изумительной красоты длинноногое животное. Солнце отражалось в лоснящихся, гладких боках, играло самоцветами на уздечке.
Торговцы приветствовали Моргона с носа корабля, и он ускорил шаг, чтобы встретить их, когда они сойдут на берег.
Они приближались к нему плотной живописной группой: некоторые из купцов были одеты в длинные тонкой работы оранжевые херунские одежды, другие красовались в анском платье или в облегающих, богато расшитых рубашках из Имриса. Они носили кольца и цепочки из Исига, отороченные мехом шапки из Остерланда, которые при случае охотно раздавали вместе с костяными ножами и медными пряжками детям, стайками кружившим возле причала застенчиво наблюдая за приезжими. |