Тогда он готов был достать для нее луну с неба. Как во сне.

Однако Томми ни о чем не догадывался. В этой чертовой школе он ни с кем не дружил и потому не знал, какие штучки проделывали эти девицы с теми, кому делать минет считали ниже своего достоинства.

Напрочь потеряв голову, он не успел ничего предпринять, когда давившаяся от смеха Трейси сунула его шмотки под мышку и кинулась наутек. Обычное дело. Самое что ни на есть обыкновенное. Он попался на удочку.

Томми не сразу смекнул, что она не вернется. В полной растерянности он весь день просидел в одних трусах на холодной крышке унитаза, содрогаясь при одной лишь мысли, что его увидят, и всякий раз чувствуя, что у него вот-вот разорвется сердце, когда он слышал, как в туалет кто-то заходил и пытался открыть запертую дверцу его кабинки.

Он просидел так до тех пор, пока через час после окончания уроков на него не наткнулась уборщица, она-то и вернула ему остальные его вещи, которые нашла в мусорном ведре.

Проникшись к нему сочувствием, она хотела позвонить его матери, но он не позволил.

Томми еще легко отделался: ведь эти мерзавки могли сфотографировать его и сразу же разместить фотки в Интернете.

О случившемся он, конечно, никому не рассказал и весь вечер проплакал от злости, забившись в угол кровати.

Спустя пару дней Томми отыгрался на первом же мальчишке, который косо на него посмотрел, и таким образом показал всем, кто он есть на самом деле. На Бредли Меллоне, футболисте из школьной команды. Он давно этого ждал. Ему казалось – с самого рождения. Он превратил бы лицо Бредли в сплошное месиво, если бы две надзирательницы не остановили его и не отвели к директору.

С тех пор Томми часто представлял, как подвергает самым жутким пыткам всех, кто унижал его, только теперь его уже некому было остановить. Он воображал, как насиловал и насиловал Трейси и ее подружек, заставляя их кричать от ужаса так, как мог только он один; и они кричали до тех пор, пока у них между ног не появлялась стекающая ручьями кровь, пока он не раздирал ногтями их лица и кровь не заливала им горло, заглушая их крики.

А потом со всеми этими фанфаронами, мнившими себя крутыми парнями, он вытворял такое… В общем, его фантазии не знали границ, и после того, как он заканчивал их пытать, от них оставались лишь бесформенные кучи рыхлой плоти, которые он бросал на съедение стервятникам.

После этого он успокаивался и мог вернуться к нормальной жизни.

Когда же на него снова накатывала злоба, он мысленно запускал руки в их чрево, унимая поток жутких фантазий.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды он не попробовал на вкус кровь животных.

Томми прибавил газу и представил, как, развернувшись, нагонит Родни и собьет его на скорости больше сотни километров в час.

Он подбросит его над своей головой. А потом с наслаждением услышит, как его тело глухо шмякнется на асфальт. Лицом вниз.

И его подружке уже незачем будет спешить: она с ним больше не увидится.

Минут через десять Томми поставил машину в центре города, прихватил рюкзак и зашел в небольшую бакалейную лавку. Он взял с полки пакет куриных чипсов, убедился, что в отделе никого нет, и сунул себе в штаны плоскую бутылку виски. Потом расплатился за чипсы с менеджером, который едва отвел взгляд от телевизора, и выбежал из лавки.

Чипсы он тут же выбросил и, пройдя немного, пристроился на ступеньках лестницы какого-то здания, вдали от посторонних взглядов, открыл бутылку и отпил несколько глотков.

Из приоткрытого окна доносились звуки фортепьяно. Томми прислонился спиной к стене, подставив лицо теплым лучам солнца, пробивавшимся сквозь теснившиеся вокруг дома.

Проходивший мимо мужчина в сером костюме внимательно посмотрел на него, задержав взгляд на бутылке с выпивкой. Томми отошел подальше и свернул на улицу за домом, где было спокойнее и никто не помешал бы ему выпить.