|
Дети – жестокие создания, они, особенно в самом нежном возрасте, не терпят отклонений от среднего уровня ни в чем и мстят тем, кто как-то выделяется из их массы – безразлично, в какую сторону. Элитный характер школы несколько смягчал эту железную закономерность, «принцем» был не только Андрей, но едва ли не каждый из его одноклассников, что, конечно, в полной мере относилось и к девочкам. Сказывался и год разницы – в семилетнем возрасте это очень много! Андрею приходилось тяжело, у него не было друзей, он считался «воображалой, ябедой и задавакой», и в первые два-три года школьной жизни его частенько поколачивали. К счастью, у его родителей хватило ума не вмешиваться в мальчишеские разборки. Но маленький Алаторцев и из этой печальной для себя ситуации сделал далеко идущие выводы, навсегда определившие его отношение к жизни и людям. Да, это была логика ребенка, но это была логика! «Ведь я такой хороший, – размышлял маленький Андрей, очередной раз получив взбучку от стайки одноклассников, – почему же они делают мне плохо? Они завидуют мне, они не любят меня, значит, они – гадкие, они – плохие. Значит, и я их всех не люблю. Есть только я и они… А мама с папой? Говорят, что любят меня, но не могут или не хотят помочь… Что же получается, родители – тоже „они“? Не знаю, но мама с папой – не я, это точно».
Природа одарила Алаторцева не только острым, резким умом и прекрасной памятью, но и высокой степенью приспособляемости, тем, что на заумном языке профессионалов называется конформизмом. Андрей быстро понял, что нужно казаться таким, как все, как «они», и вскоре у него прекрасно стало это получаться. Но внутри, про себя, он ни минуты не считал, что равен глубоко презираемым «им». У Алаторцева стали появляться приятели, некоторые из которых даже считали его своим другом. Много ли надо для школьной мальчишеской дружбы? Андрей был весел и независим в суждениях, остроумен, а зачастую и язвителен, прекрасно физически развит и всегда по последней молодежной моде одет, а это так много значит в двенадцать-пятнадцать лет! Все мы в этом возрасте немного Печорины… Мать его к тому времени вернулась на работу, Алаторцев-старший получил крупную премию за участие в очередном сверхсекретном проекте на голову «благодарного человечества», и деньги, по нашим меркам очень немалые, в семье были. А значит, и у любимого сына были самый современный кассетник фирмы «Грюндиг», самые лучшие и престижные кассеты и заграничные диски, динаккордовская электрогитара, на коей он освоил бессмертный «блатной квадрат», словом, все то, что и составляет смысл жизни подростка. К тому же была возможность смотреть самые нашумевшие премьеры в московских театрах и посещать закрытые просмотры западных лент в Доме кино. Очень сильное впечатление произвел на Андрея «Заводной апельсин» Стенли Кубрика, тем более английский он знал в совершенстве уже к четырнадцати годам и от ублюдочного дубляжа не зависел. Андрей отождествлял себя с Алексом. «Да! Только так и надо! – говорил он себе после этого фильма. – Есть я, и есть жалкие они, а больше ничего в мире нет. А финал… Ну, что финал? Надо быть умнее и осторожнее, тогда все будет по-другому. По-моему. И не надо, чтобы они догадывались, кто я на самом деле. До поры, до времени…» Одним из самых близких приятелей Андрея Алаторцева стал Сережа Переверзев, получивший в классе кличку Верзила и очень ею гордившийся. Трудно было найти настолько разных людей, как эти двое… Глава 3 Дверь квартиры номер 15 открылась после звонка Гурова почти сразу, как будто женщина, стоящая на пороге, давно ждала его. – Здравствуйте, вы – Любовь Александровна? Я – полковник Гуров, из управления. Петр Николаевич звонил вам недавно. – Слова давались Льву с трудом, особенно «здравствуйте», резанувшее своей неуместностью. |
