|
Гейл молчала, тоже, видимо, смущаясь и думая, наверное, о том, что эти люди — русские, которые смогли создать «подводный вертолет», могут, наверное… очень хорошо… «лечить беременность». Я, конечно же, понимал ход ее мыслей и старался своим… блуждающим взглядом… оправдать ее ожидания. А договор, этот проклятый договор… о любовных намерениях… лежал, как бы невзначай, между нами на крышке «серединного бардачка», куда обычно водители ставят рюмку, после того, как ее опрокидывают. Иногда на поворотах этот договор «свихивался» в сторону, но я его услужливо поправлял. А однажды сама Гейл поправила его, этот свихнувшийся договор, и посмотрела мне в глаза, как бы намекая, что, вообще-то, можно бы его, договор этот, уже и подписать, поскольку они, американцы, тоже не лыком шиты. Я понял, что пора начинать разговор.
— Трава у вас здесь, в Техасе, желтая, а у нас, в России, в это время года зеленая, — нелепо проговорил я. — Иес, — ответила она. — Почему она желтая? — задал я еще более нелепый вопрос. — Ай доунт ноу (я не знаю), — ответила она. — Жесткая у вас, трава-то, — промямлил я. — Иес, — послышался ее голос. — А почему она жесткая? — Ай доунт ноу (я не знаю). Я почувствовал, что начинаю краснеть, что, вообще-то, делаю легко. Чтобы скрыть свое смущение, и боясь того, что Гейл заметит то, что я покраснел, я тут же важно, с философским оттенком в голосе сказал: — Жарко у вас здесь, в Техасе-то! — Иес, — опять ответила она. — Очень жарко! — Иес, — опять послышался ее голос. Я чуть не задал совсем идиотский вопрос — «А почему у вас так жарко?», но вовремя осекся и замолчал. Но долго молчать было неудобно. Надо было что-то делать. Все же я считался ухажером — загадочным русским ухажером, да еще и… «лечебным фактором». — Может быть, остановимся? На травке посидим? — предложил я. — Иес, — ответила Гейл и затормозила. Мы остановились. Я шагнул в густую желтую техасскую траву на обочине дороги, прошел метров тридцать, сел на траву и позвал к себе Гейл. — Это опасно! — закричала она. — Почему? — Здесь могут быть змеи, ядовитые змеи. — М-да… — только и проговорил я. — Что же ты раньше не сказала, ведь я только что здесь прошел?! — Это твои проблемы! — послышался ответ. Я угрюмо добрел до машины… по траве, сел в нее, и мы снова поехали. Я молчал. — Черт побери! — думал я. — Трава травой, змея змеей, но…отвечать вот так… вот так о том, что «это твои проблемы»?! Да и на все и вся отвечать этим самым мяукающим «Йес!» Да на кой мне это?! В конце концов… ей же «лечиться» надо! А потом я внезапно успокоился. Змея ведь меня не укусила. Я понял, что она… американка Гейл, тоже волновалась, волновалась, как и я сам. Ее, может быть, тоже коробил этот самый договор о… любви. Он, этот договор, может быть, шел поперек ее потенции (женской, конечно). Я посмотрел ей в лицо, да так пристально посмотрел, что она, заметив мой взгляд, чуть не свернула на обочину Лицо ее, скажу я вам, дорогой читатель, стало розовым-розовым… До такой степени розовым, что я понял, что… не в договоре дело, а… в «лечении». — Да что может помешать настоящей страсти?! Договор, что ли?! — думал я. |
