— А ты что ломаешься? в штабе чертежником тоже неплохо. У меня скоро сход на берег — замена нужна.

— Да я рисовать не умею…

— Ага, все вы не умеете! Хотя, если честно, в группу охота. На этих учениях уже не спим какие сутки — карт нарисовали, мама не горюй! — разоткровенничался матрос и предложил мне компоту из фляжки.

Я в откровенности не полез, компота из вежливости похлебал, про выход рассказал вяло. Ну да, высадились, шли — и не более того. Гладко стелит этот штабной старшак. Может тут методика такая проведения опроса-допроса. Снова заглянул вахтенный матрос и повел меня в другой палаточный кубрик. По дороге в проходе встретились с самим капитаном третьего ранга Чернокутским.

— Здра жела. тащ кап три ранга! — бодро гаркнул я и осекся — на погонах тужурки Чернокутского сверкало уже по две звезды.

— Виноват, тащщ кавторанг! — поспешил я исправиться.

— О, здарова! — поздоровался за руку Чернокутский. — Смотрю — уже в разведку бегаешь, как взрослый. В увольнении будешь, заходи, домой позвонишь, а то твои ругаются, что писем мало пишешь. Ну, давай, занимайся, — попрощался он и, придерживая подмышкой черную кожаную папочку, удалился по проходу.

— Ишь ты, карась какой борзый! — восхитился вахтенный матрос. — Друзья у него из управы, минеры за него страсти бают. Ох, и салаги пошли. Ладно, не стой, шевели ластами.

На этот раз за столом, заваленным папками, журналами и листами, сидел офицер в расстегнутой тужурке и что-то заполнял в бумагах.

— Садись, матрос, не стой, — бросил он мне и кивнул на стул. Я аккуратно присел на краешек и пододвинулся к столу.

— Тебе пять минут. Вон листок, вон — карандаши и ручка, в верхнем левом углу — номер группы, фамилия твое, подразделение, дата. Можешь нарисовать схемы боевого порядка. Всё, давай поторапливайся.

Я, высунув язык от усердия, начал писать отчёт и рисовать, как можно корявее, схемы. Не хватало мне еще тут разрисовать схемы, а потом отнекиваться, что не умею рисовать. Офицер тем временем вызвал матроса, приказал ему принести чаю, заполнил еще несколько бумаг, прямо в кубрике с наслаждением покурил. Когда он затушил сигарету, я уже написал отчёт и маялся ожиданием. Отчет был проверен, что-то было подчеркнуто.

— Тебе бы штабной культурки и почерк чуть подправить — неплохой чертежник бы получился, — высказался, глядя на моё 'произведение', офицер и снова вызвал вахтенного.

— Так, всё! Этого моряка — в роту! Вызывайте старшину и следующего.

— Тащщ каплейт! с первой роты Аничков в…эээ… командировке… у них там старшина второй статьи Михель за него…

— Та мне абсолютно пох… кто там! Уводи, давай.

Меня снова проводили в кубрик со стеллажами, и пока я одевался и получал обратно оружие прискакал Михал Михалыч и сразу же 'поднял пену' в отношении штабного матроса.

— Эээ… слышь ты там, рюкзачину не шмонал? моряка нашего не обижал?

Какой у нас ротный баталер заботливый. Однако тоже вон звание получил. Всем звания капнули — Болеву, Михелю, Федосу и Чернокутскому. Видно перед учениями всегда так.

— За него минеры мазу держат, — ответил спокойно штабной матрос, — и вообще, вали давай! Разорался тут, у нас еще народу куча на очереди.

Я взвалил рюкзак за спину, подхватил пулемет с пистолетом и потопал за Михелем в роту.

— Ну, как отбегал, — расспрашивал по дороге баталер, — что с пайка есть или имитации зашкеренное?

Я осторожно ощупал спрятанные во внутреннем кармане комбинезона взрывпакеты.