За это Бленда ему кое-что обещала и свое обещание выполнила: раздобыла для Рулле ящик побольше. Теперь Эрику оставалось найти бумагу, чтобы постелить на дно ящика. Он знал, что дядюшке Лундбергу одна женщина из дома через дорогу приносит почитать старые газеты. «Новости есть новости, — говаривал Лундберг. — Пока ты их не прочтешь, они всё еще свежие».

Эрик постучал. Он очень надеялся, что у Лундберга сегодня хороший день. Такое с ним тоже случалось и длилось иногда даже недели две. В хорошие дни дядюшка Лундберг приглаживал волосы водой и ходил вверх-вниз по лестнице бледный и немного дрожащий. Он не цеплялся за перила и любезно здоровался со всеми, кого встречал на пути.

Но Эрику никто не открыл — ни дядюшка Лундберг, ни его жена, и он пошел к уборной, рассчитывая найти там газеты, еще не порванные на куски. Он заглянул во все кабинки, но везде валялись только обрывки. В последнем он, наконец, нашел целую газету. Она была двухмесячной давности, с фотографией с Западного фронта на первой полосе: в глубоких окопах лежали тела убитых немецких солдат. Эрик прочел заголовок: «В битве при Вердене обе стороны потеряли более миллиона солдат». Эрик снова посмотрел на фотографию и увидел, что у одного из солдат нет ботинок. Его перемазанные в грязи ноги были странно вывернуты. Эрик оторвал первую страницу и оставил ее. Ему не нравилась война, он не хотел, чтобы она пришла в Гётеборг. Никогда в жизни он не напишет о ней в своей тетради, никогда не отметит никакие цифры — ничего, с ней связанного.

Во дворе было пусто, не видно было даже соседских детей. Но в подворотне, ведущей на улицу, Эрик заметил двух человек. Они стояли неподвижно, прижавшись к стене, словно не хотели, чтобы их видели. Эрик подошел ближе. Из-за яркого света, заливавшего двор, он не смог сразу разглядеть, кто стоит в темной подворотне, но постепенно глаза его привыкли.

Как он и думал, это оказались Бленда и Аксель. Они стояли рядом, одной рукой Аксель обнимал Бленду. Эрик видел, что их губы шевелятся, но не слышал их разговора.

Эрику не очень понравилось то, что он увидел. Рядом с Акселем Бленда как будто становилась другим человеком, Эрик не узнавал ее. Он раздумывал, как ему быть: выдать свое присутствие или продолжить шпионить за ними. Но вспомнив, как добра к нему была Бленда — ведь она раздобыла для Рулле новый ящик, Эрик решил оставить их в покое.

Прежде чем открыть дверь в квартиру, Бленда пригладила волосы. Было не заперто, значит, Эрик вернулся домой первый. Мог ли он их заметить? Они стояли в подворотне, там их не было видно ни из одного окна — ни из того, что выходило во двор, ни из уличного. Мимо же никто не проходил. Значит, Эрик пришел домой до того, как она приехала с Акселем на велосипеде.

Эрик обещал ничего не говорить маме, хотя Бленда не вполне ему доверяла. Не то что бы он стал нарочно ябедничать, Эрик был не такой. Но он мог случайно проговориться, начать рассказывать историю, в которой одно цеплялось за другое, и так, сам того не заметив, раскрыть ее тайну. Такое бывало и раньше. Поэтому чем меньше он знал, тем лучше.

Правда, что он мог знать, когда она и сама не очень понимала, что происходит между ней и Акселем? Они встречались вот уже несколько недель — не каждый день, потому что иногда в хозяйстве всего хватало и она не могла придумать ни малейшего повода выйти из дома, а иногда у них попросту не было денег. Случалось, она приходила в бакалейную лавку на Эстергатан, но Акселя там не было и он так и не появлялся, хотя она старалась задержаться как можно дольше.

А бывали счастливые дни, когда она встречала его у входа в лавку, как, например, сегодня, или же когда он, выполнив поручения хозяина, возвращался, пока она делала покупки.