Изменить размер шрифта - +
где он занимался совершенствованием системы наведения ракет с ядерными боеголовками, способных разрушить целые города и обратить в пепел сотни тысяч живых людей. Какой она была тогда наивной и невинной! Кейт передернуло, едва она вспомнила, как Джейк, обнаружил ее дома с пачкой антивоенных брошюр, авторы которых выступали против распространения ядерного оружия. Он страшно разозлился и вышвырнул всю эту литературу в окно. Её тогда словно ледяным душем окатило. Он потребовал, чтобы она выбросила “эту дурь” из головы, словно не допускал и мысли о том, что у Кейт может быть своя точка зрения, отличающаяся от его собственной. Словно она была механической куклой, созданной исключительно для удовлетворения его мужских потребностей, и ничем больше.

С этого все и началось. Кейт взбунтовалась, обозвала его диктатором и тираном. По ночам он занимался с ней любовью с такой исступленностью, что она взбунтовалась. Но взбунтовалась не физически, что было невозможно, а морально. В отношениях их наметилась трещина, которая с каждым днем становилась все глубже и шире. Кейт начала контактировать с пацифистским движением, и Джейк пришел в ярость. Она как сейчас помнила страшный скандал, разыгравшийся между ними из-за этого. Джейк бушевал и кричал на нее — по сути дела, еще ребенка. Говорил, что она тратит свое время на разговоры с истерическими дамочками, что ей следовало бы родить ребенка и найти себе хоть какое-то занятие.

А она в ответ вопила, что меньше всего на свете желает иметь от него ребенка и ни за что на свете не родит от человека с такими взглядами и таким отношением к людям. Зачем? Чтобы малыш погиб от чудовищного орудия разрушения, которое совершенствует его отец?

И так шли день за днем, неделя за неделей — до того, последнего, скандала. Это было перед самым Рождеством, накануне вечеринки с танцами, ежегодно устраивавшейся на базе. Джейка и Кейт, разумеется, тоже пригласили туда. Она хотела остаться дома, но Джейк настоял, чтобы они пошли.

Кейт вынуждена была согласиться с мужем, но обида так распирала ее, что она танцевала со всеми гостями и сотрудниками базы, приглашавшими ее, и, давая волю чувствам, не стеснялась выражать свои, мягко говоря, неортодоксальные взгляды. И чем дальше, тем больше. Наконец в зале воцарилось напряженное молчание, Джейк уловил это, и они встретились взглядами, стоя в разных концах зала, — два врага, готовые умереть, но не уступить один другому.

Он немедленно увез Кейт домой, и она дрожала от страха и гнева в ожидании непростого разговора. Но он сказал ей вовсе не те слова, которых она от него ждала. Джейк остановился в дверях их спальни, окатил ее ледяным взглядом и вынес свой приговор: “Это не может больше продолжаться. Я женился на ребенке, надеясь, что он повзрослеет и станет женщиной. Но я ошибся. Ты все более и более впадаешь в полное ребячество. Я ухожу от тебя, Кейт. Если ты стать взрослой, найди меня и приходи, но не рассчитывай больше, что я буду ходить вокруг тебя, терпеть и ждать этого благословенного часа!”

Он ушел, не сказав более ни слова. А утром собрала свои вещи и поехала на север, надеясь никогда больше не возвращаться сюда, чтобы не поддаться искушению броситься к нему просить прощения. Она списалась с Нормой, и та рекомендовала ей своего адвоката, а заодно предложила ей переехать жить к ней. Но Кейт к тому времени поняла, что стиль жизни крестной — не ее стихия.

Всё это случилось два года назад. Во время последней поездки в Лондон Кейт заглянула к адвокату и поинтересовалась, как движется дело с разводом, но тот сообщил, что Джейк не желает разводиться. Ее изумленное “Но почему?” вызвало у адвоката подобие улыбки. В ответ на ее недоуменный взгляд он сухо пояснил, что многие мужчины находят удобными такие отношения с женой. Это, мол, обеспечивает им безупречное прикрытие, полную свободу и в то же время отличный заслон от возможных притязаний со стороны любовниц.

Быстрый переход