— Кстати, раз уж заговорили о расстановке мебели на месте преступления, — продолжил Гаевский, — Настоятельно рекомендую обратить внимание на то, как поставлено второе кресло.

— А как оно поставлено? — спросил вслух сам себя Иванов, — Перед дверью в ватерклозет.

— Вот именно. Не без умысла.

— Брось, Владислав, — махнул рукой Иванов, — в этом умысла нет никакого. Комната маленькая, кресло поставлено так, как удобнее.

— Ничего подобного, Агафон, — возразил коллеге Гаевский, — ватерклозет мог оказаться для девочки убежищем. Убийца, переставляя мебель, отсекал ей путь отхода.

— Я тебя умоляю, Владислав, замолчи, — замахал на него руками Иванов, — Ты сейчас тут наговоришь и только собьёшь всех с толку, как это уже не раз бывало. Они же ждут от тебя истины в последней инстанции, — последовал кивок в сторону Черняка и пристава Рейзина, — а между тем, следствие еще толком не начато! Подожди со своими умозаключениями. Еще даже неизвестно, будешь ли ты сам привлечен к расследованию.

Трудно сказать, что возразил бы на это поляк, но Гаевскому не дал ответить громкий голос Мироновича, послышавшийся из-за двери:

— Эй, господа сыщики, вы видели это, в передней?…

Через секунду он приоткрыл дверь в кухню и просунул голову:

— Там пятна воска от свечки на полу. Но вчера, когда я из кассы уходил, их там не было, это точно!

Разумеется, все тут же отправились в прихожую. При взгляде на многочисленные потеки воска на полу прихожей становилось ясно, что действительно кто-то жег здесь свечу возле самой входной двери.

— А вы в кассе обычно свечами пользуетесь или лампой? — спросил хозяина Гаевский.

— Да лампой, конечно. Свечи имеются, но так, на всякий случай. Там, в кухне, в шкафу.

— Пойдемте, посмотрим!

Гаевский с Мироновичем сходили на кухню и там хозяин кассы показал где именно хранил свечи. Полдюжина толстых восковых свечей, схваченная толстой суровой ниткой, оказалась на своем месте.

— Ну что ж, очень хорошо, — бормотал Гаевский, — очень даже хорошо-с. А скажите, Иван Иванович, откуда на кухне взялся кусок трубы?

— Какой? — Миронович обвёл взглядом кухню, — Ах, этот… Он тут давным-давно, уж годик-то точно. В подъезде меняли трубы газового освещения, так он валялся ненужный. Не помню уж, кто и принес его. А только я выкидывать его не стал — мало ли, какой недобрый человек зайдет. А труба эта есть не просит — притулилась себе в уголке и стоит тихонечко.

— А сейчас она лежит на плите. Почему, не знаете?

— Да может, это Сарра пол мела, да и переложила?

— Конечно, может, — согласился Гаевский, — А где этот обломок находился обычно?

— Да вот тут, за плитой в уголке, — Миронович подошел к плите и показал рукой.

Дверь из кухни в маленькую комнату была приоткрыта, но Миронович избегал смотреть туда. Он так и не пошел посмотреть на убитую девочку.

2

Полицейские всё ещё продолжали осмотр комнат, когда приехал Илья Беккер. Его появление никак не было связано с ночными событиями, он вернулся из Сестрорецка с утренним поездом сообразуясь с какими-то своими семейными планами и вплоть до появления на пороге ссудной кассы ничего не знал о гибели дочери.

Это был пожилой тщедушный еврей с впалой грудью, весь какой-то заморенный, озабоченный и суетливый. Картуз с треснувшим лаковым козырьком сидел на его плешивой голове кривобоко, каблуки сапог были стоптаны, а остатки волос с заметной сединой торчали во все стороны нечёсанными космами.