На сцене эта команда выглядела полной чушью, но в студии ее силами были записаны одни из самых пронзительных песен Майка — «Мария» и «Иллюзии». Мороз по коже. Это песни из тех, что никогда не состарятся. Это продолжение того Майка, который написал «Сладкую N» и «Пригородный блюз». Можно было ожидать продолжения, второго, качественно другого витка, появления настоящей супергруппы. Но — на альбоме «Иллюзии», за исключением двух шедевров, сплошная чушь. «Салоны» — полная бессмыслица (опять-таки, не текст, а сама песня в целом), перетащенная на русский с роллингстоунзовского «Милый Доктор»…

Майк был известен по всей России, но до самого конца у него были серьезные проблемы с деньгами. Выражаясь яснее, денег у него не водилось в принципе. Того, что он получал с концертов, хватало на еду, небольшое количество «фирменных» пластинок (Майк был меломаном, но коллекцию дисков имел более чем скромную) и алкоголь — больше Майк, кажется, ничего и не покупал. Гитара досталась по случаю, одежда у него всегда была, что называется, абы какая, он привык жить в бедности. В последние годы он очень радовался тому, что одно из издательств подрядило его делать переводы американской научной фантастики. Это был хоть какой-то более или менее постоянный доход.

Он дольше всех сидел в своей сторожке — для БГ и Цоя работа сторожами и кочегарами была явлением временным, вынужденным, и поэтому мне дико смешно и вместе с тем печально, когда я слышу рассуждения о музее Цоя в «Камчатке» — котельной, в которой Цой несколько месяцев кидал в топку уголь.

Менее адекватного места для музея первейшего музыкального модника России и придумать нельзя. Цой бы ужаснулся, если бы ему при жизни кто-то сказал, что музей его памяти будет находиться в грязной, закрытой котельной. Это было вовсе не то место, в котором он стремился остаться — и он свалил оттуда при первой же возможности.

Майк почти всю свою сознательную жизнь рок-звезды просидел в сторожке на набережной Невки, почти напротив «Авроры».

Однажды, уже в конце восьмидесятых, он вместе с женой Наташей и сыном Женькой пришел ко мне в гости с кучей бутылок и радостно заявил, что он больше не сторож. Это было в те времена, когда никто из тех, с кем он начинал, уже не работал ни сторожем, ни дворником, ни кочегаром.

Группу «Зоопарк» взял под крыло «Театр под открытым небом» — прокатная контора, конкурирующая с Ленкон-цертом. В трудовой книжке Майка появилась запись «музыкант». Он этим очень гордился — что выглядело очень странно: Майк в принципе жил вразрез с окружающей действительностью, а тут вдруг обрадовался записи в трудовой книжке.

Брак Майка развалился — жена Наташа уехала в Москву, как говорят, к другому, забрала с собой сына, и Майк остался в своей коммуналке совершенно один.

Ему становилось все хуже и хуже. Это было видно и по его лицу, по тому, как оно опухало, как сам он толстел и седел — в какие-то полтора года он внешне накинул лет двадцать… Единственным другом, который остался рядом, был Валера Кирилов, барабанщик «Зоопарка», — человек сложный, но друг. Валера возил Майка к своим родственникам в Прибалтику, Майк неделями жил у него на Суворовском — но веселее и легче не становился. Напротив, мрачнел и продолжал пить. Стихи его стали хаотичны, алкоголь делал свое дело. Но — он не спился, не потерял рассудок, не опустился. Его смерть была несчастным случаем. Валера, Шура Храбунов, Илья Куликов, Майк и целая гвардия приглашенных музыкантов, которые являлись по первому зову, только намекни, — Майк был и оставался до конца всеми любимым, уважаемым, милейшим и чудеснейшим для друзей человеком — записали «Выстрелы», которые вошли в альбом «Музыка для фильма».