Джек Лондон. Майкл, брат Джерри
Джерри и Майкл - 2
Предисловие
Еще в детстве, быть может, вследствие присущей мне ненасытной любознательности, я возненавидел представления с дрессированными животными. Моя любознательность отравила мне этот род удовольствий, заставив проникнуть за кулисы, чтобы узнать, каким образом достигается такое совершенство. И то, что я нашел за блеском представления, имевшего такой успех, далеко не было красивым. Это — жестокое дело, и я уверен, что нет ни одного нормального человека, который, познакомившись с ним, мог бы получать удовольствие от таких трюков.
Все же я не так уж сентиментален. Литературные критики и вообще люди сентиментальные считают меня чем-то вроде свирепого животного, наслаждающегося видом проливаемой крови, насилий и всяких ужасов. Не останавливаясь на обсуждении моей репутации и принимая ее полностью, позволю себе заметить, что я действительно прошел суровую школу жизни и видел больше жестокости и бесчеловечности, чем приходится на долю среднего человека. Я видел судовые баки и тюрьмы, глухие городские закоулки и пустыни, камеры, где исполняются приговоры, и лепрозории и, наконец, поля сражений и военные госпитали. Я видел умирающих ужасной смертью и страдающих от страшных ран. Я видел, как вешали глупцов только потому, что они глупцы и не имели средств, чтобы заплатить защитнику. Я видел, как разбивались сердца и крушилась сила стойких мужественных людей, и я видел других, доведенных жестоким обращением до неизлечимого буйного помешательства. Я видел, как умирали голодной смертью старики, молодежь и даже дети. Я видел, как мужчин и женщин били плетьми, дубинами и кулаками; и как чернокожих детей хлестали бичом из кожи носорога с такой силой, что каждый удар оставлял кровавые полосы на их обнаженных телах. И все-таки, разрешите мне прибавить, я никогда не был так потрясен и возмущен человеческой жестокостью, как среди веселой хохочущей толпы, аплодирующей трюкам дрессированных животных на сцене.
Человек с луженым желудком и крепкой головой может стерпеть некоторую бессознательную необдуманную жестокость, допущенную по человеческой глупости и горячности. У меня как раз луженый желудок и крепкая голова. Но у меня захватывает дух и кружится голова от холодной, сознательной и обдуманной жестокости и пыток, которыми достигается совершенство девяноста девяти трюков из ста, проделываемых дрессированными животными. Жестокость, как утонченное искусство, достигла полного расцвета в мире дрессировщиков.
Тем не менее я, человек с луженым желудком и крепкой головой, приученный и к жестокости, и к грубости, только в зрелом возрасте понял, что бессознательно нашел способ оградить себя от страдания при виде дрессированных животных, покидая зал при их появлении на сцене. Говорю «бессознательно», ибо хочу сказать, что мне не приходило в голову этим путем нанести смертельный удар всем подобным трюкам и представлениям. Я только ограждал себя от зрелища, оскорблявшего мои чувства.
Но в последние годы наблюдение над человеческой природой привело меня к мысли, что ни один нормальный человек, все равно мужчина или женщина, не мог бы стерпеть подобных представлений, если бы знал, какой ужасной жестокостью достигается их совершенство. Это придает мне смелости внести здесь, сейчас же, три предложения.
Первое. Пусть каждый сам убедится в неизбежной и постоянной жестокости средств, которыми достигается выполнение номеров программ, так щедро оплачиваемых публикой. Второе. Я предлагаю всем мужчинам и женщинам, мальчикам и девочкам, ознакомившимся с основами искусства дрессировки животных, стать членами местных организаций защиты животных от жестокого обращения.
Третье предложение я должен сделать с некоторой оговоркой. Подобно сотням и тысячам других людей, и я работал на другой ниве, пытаясь объединить массы людей для борьбы за улучшение условий жизни. Как ни трудно выполнение этой задачи, гораздо труднее убедить людей объединиться для борьбы за облегчение участи животных. |