Она написала записку и положила ее в карман костюма, сделав все, чтобы ее нашел только я. Похитители, даже осмотрев комнату, ничего бы на заметили.
— Зачем она им?
— Понятия не имею, но готов спорить, она знает что-то важное для них.
— Серьезное дело, Тэлон. У нас на Западе не любят, когда беспокоят женщин. Если они не обнаружат то, чего ищут, могут убить ее. Ты сам говорил, что они убили тех, в Сент-Луисе, и Тата здесь.
— Я не говорил, что они. Я сказал, что кто-то, участвующий в заварушке, это сделал. Факт остается фактом: дело настолько серьезное, что из-за него могут расправиться с любым.
Ужин дал мне время подумать. Только взявшись за вилку, я понял, как голоден. Но ел не спеша — не имело смысла бросаться в водоворот, очертя голову.
Топп… Может, Топп что-нибудь знает?
Насколько мне известно, Джефферсона Хенри поблизости нет. Значит, он не мог похитить Молли. Больше никого из действующих лиц я не знал.
Фургон! Допустим, что он тот самый, который подстерегал меня у Ларкина. Тот, что ждал у вокзала. Я же не сомневался тогда, что они намеревались схватить меня или чемодан, который я нес, или нас обоих.
Я доел ужин.
— Герман, собери-ка мне еды дня на три. Поезжу вокруг и вернусь.
Арканзасец, Том Бегготт… Нет, он тут ни при чем. Бегготт прострелит любого мужчину, за которого ему заплатили, но не станет охотиться на женщину. И у него есть свои принципы.
Убить человека для Бегготта все равно, что всадить пулю в бизона, но чувство собственного достоинства и в определенном смысле порядочность не позволяли ему стрелять ни в женщину, ни в ребенка.
Топп? Топп связан с Хенри, они с самого начала знали, что Молли здесь. Топп питался в ресторане и каждый день имел возможность поговорить с Молли, он дюжину раз заказывал у нее обеды.
Кто-то другой? Но кто?
Болтер? Болтер простой наемник, исполнявший чьи-то указания. Таков и Коротышка.
Вдруг мне вспомнился мексиканец, который выручил меня, потому что я был другом Пабло.
Он мог что-то слышать. Во всяком случае, в мексиканском квартале знали многое, что не доходило до другого края городка. Стоило попытать счастья.
Дешевая маленькая забегаловка, где мы повздорили с Коротышкой, оказалась открыта, но пуста; только бармен стоял, положив свои потные волосатые руки на стойку.
Когда я вошел, он нацедил пива.
— За счет заведения, — предложил он. — Мне нравится, как вы себя держите.
— Спасибо, — сказал я. — Вам знаком тот мексиканец, который меня выручил? Мне надо с ним поговорить.
— Филипе? Он ни с кем не говорит. Оставьте его в покое, амиго, и считайте, что вам повезло, раз вы ему понравились, а не те двое. Филипе плохой человек, амиго, очень плохой.
— Он друг Пабло.
— А? А кто ему не друг? Пабло тоже плохой, но он хороший плохой. Он очень опасный, этот Пабло. Филипе его друг, но больше он никого не считает другом.
Некоторое время я потягивал пиво, потом заметил:
— Похоже, что вы хороший человек. — Я улыбнулся. — Может быть, хороший плохой.
Он протер стойку.
— Человек есть такой, какой он есть.
— Пропала девушка. Хорошая, приличная девушка. Та, что купила часть ресторана Мэгги.
— Пропала?
— Подъехал фургон, закрытый фургон. В нем были по крайней мере двое мужчин и одна женщина, они забрали с собой девушку. Она не хотела с ними ехать, но знала, что они заставят ее. — Вынув из кармана записку, я положил ее на стойку. — Она успела оставить мне вот это.
Он прочитал записку и долил мне пива.
— Фургон принадлежит Ролону Тейлору. |