— Это наши ребята, Майлз! — воскликнул он. — Нужно поймать ветер в паруса и пойти им навстречу!

Мы, конечно, могли сократить дистанцию, которую нужно было пройти беглецам, став по ветру и идя навстречу шлюпке. Однако, поступив так, мы оказались бы в пределах досягаемости английских ядер — а только что случившееся неопровержимо доказывало, что мы находимся у самого края этих пределов. Я никогда не видел, чтобы людей охватывало такое воодушевление, какое испытывали мы четверо на «Рассвете». Мы конечно же немедля наполнили ветром паруса, ведь само по себе это не могло причинить нам вреда; а пользу могло принести немалую. Я ни на мгновение не допускал, что это англичане послали шлюпки за нами, поскольку при благоприятном для нас ветре «Рассвету» не стоило труда за какой-нибудь час оставить их далеко позади.

С каждой минутой моя догадка подтверждалась. Было отчетливо видно, как экипажи обеих шлюпок лезли из кожи вон: ни преследователи, ни преследуемые не щадили своих сил. Однако фрегат больше не мог стрелять, поскольку шлюпки уже поравнялись друг с другом и снаряд мог поразить как ту, так и другую.

Я должен заметить, что, вступая в бой, большие суда обыкновенно спускают на воду одну или две шлюпки, когда океан им благоприятствует, и что в морских сражениях шлюпки, находящиеся на борту, большей частью получают те или иные повреждения. Часто случается, что после боя на фрегате остаются только одна-две пригодные для плавания шлюпки, нередко лишь та, которую он предусмотрительно спустил на воду перед боем. Вероятно, именно по этой причине беглецов теперь преследовала одна-единственная шлюпка. К тому же погоня не могла длиться долго, и после того, как первые две-три решающие минуты были упущены, англичане не сочли нужным посылать в погоню вторую шлюпку, даже если бы таковая нашлась.

«Рассвет» показал свой флаг в знак того, что мы заметили наших бедных товарищей, выбивающихся из сил, а затем пошел в фордевинд, забрал ветер в грот-марсель и взял курс на беглецов. Боже мой! Как повернулся грота-рей, а ведь у брасов было только три человека! Каждый из нас тянул снасти и работал как исполин. Мы так хотели вернуть товарищей — не только ради них самих, — нам нужны были руки! При нашем теперешнем составе нельзя было считать, что судно застраховано от неприятностей; а будь у нас еще семь человек, наших матросов с «Рассвета», которые употребляли все усилия, чтобы догнать нас, мы бы тотчас смогли повести судно прямо в Гамбург.

Наш старый корабль прекрасно слушался руля. У штурвала стоял Наб, кок был на баке, а мы с Марблом распутывали канаты, готовясь бросить их беглецам, как только они подойдут достаточно близко, чтобы поймать их. Мы приблизились к шлюпке, и вовремя, ибо посланный ей вслед катер, который шел на десяти веслах и был полностью укомплектован людьми, быстро настигал беглецов. Как мы узнали после, когда наши матросы торопились отчалить, шлюпка получила сильный удар волны, и теперь они с великим трудом продвигались вперед из-за доброго бочонка воды, которая плескалась на дне их суденышка, делая его тяжелым и неостойчивым.

Мы с напряженным интересом ждали исхода этой борьбы; наши переживания во время сражения не шли ни в какое сравнение с тем, что мы испытывали теперь. Я видел, как все тело Марбла ходило, как у гребца в шлюпке при каждом рывке весел, будто этим он мог помочь товарищам. Диоген что-то выкрикивал, призывая наших матросов грести изо всех сил, хотя нас разделяло пока больше мили. Шлюпки беспрестанно вздымались и опускались на волне, и оттого я не мог как следует вести наблюдение; все же в мою подзорную трубу я разглядел лицо второго помощника, сидевшего на корме: он правил одной рукой, а другой вычерпывал воду из шлюпки.