Может статься, самой нестерпимой мукой было для Грейс сознание совершенной бесчестности человека, образ которого она столь бережно хранила в своей душе, что извергнуть его оттуда можно было лишь разбив, полностью разрушив обитель, так долго вмещавшую его. Будь Грейс натурой заурядной, думаю, нам удалось бы с помощью верных действенных средств устранить последствия ее мучительного прозрения, но бедная моя сестра была устроена иначе. Она всегда отличалась от большинства особ своего пола силой и глубиной чувств; еще ребенком она чуть не умерла, когда страшная беда унесла жизнь моего отца; даже кончина нашей матери, хотя мы давно предвидели ее, едва не загасила в дочери пламя жизни. Как я уже не раз говорил, создание столь нежное и чистое всегда казалось мне более пригодным для обителей небесных, нежели для невзгод и печалей мира сего. Теперь, когда мы снова оказались в Клобонни, я не находил себе места. К Грейс меня не пускали: Люси, которая взяла на себя все заботы о больной, настаивала на том, что ей необходимы тишина и покой. Поступая так, она руководствовалась исключительно здравым смыслом и указаниями, которые оставил нам Пост, — я принужден был уступить, зная, что более разумной и более нежной нянюшки для моей сестры не найти.

Разные люди с фермы и с мельницы приходили ко мне за указаниями, которые я должен был давать в то время, как все мои мысли были обращены к моей сестре. Не раз пытался я встряхнуться, сбросить с себя мрачные думы и на мгновения принимал вид заинтересованный, пусть на самом деле меня и не трогало то, о чем мне рассказывали; но тщетно я пытался обмануть самого себя и в конце концов передал все на усмотрение людей, которые и без меня надлежащим образом делали свою работу, велев им поступать так, как они обыкновенно поступали в мое отсутствие.

— Да, масса Майл, — говорил старый негр, который был распорядителем в поле, — это очень хорошо, если масса Хардиндж мочь так сделать. Я всегда просить, чтобы он говорить со мной про урожай и всякое такое, и это очень помогать бедный негр, когда он не знать, как быть.

— Полно, Хайрам, ты ведь лучше понимаешь в земледелии, чем мистер Хардиндж и я, вместе взятые, зачем же тебе наши советы насчет того, как выращивать зерно или заготовлять сено?

— Очень верно сказать, сэр, — так верно, я нечего сказать против. Но вы знать, масса Майл, негр так любить поговорить, и это шибко помогать работать, коли хорошенько все обговорить, а потом уж за дело приниматься.

В отношении негров он был совершенно прав. Хотя они вели себя весьма почтительно — следствие рабства и привычки, — они были столь самоуверенны и упрямы, когда дело касалось вверенной им работы, что невозможно было, не пользуясь своей властью, заставить их делать что-либо против их воли. Они любят порассуждать о том о сем, но не любят, когда их пытаются переубедить. Мистер Хардиндж беседовал с ними из чувства долга и неизменно уступал им во всем, если, конечно, дело не касалось моральных норм. Во всех подобных случаях, а они не так уж редко имели место в семье, насчитывающей столько негров, он был так же неумолим, как закон мидян и персов; зато когда речь заходила о пшенице, картофеле, фруктовых садах, мельнице или шлюпе, мистер Хардиндж, сначала обсудив предстоящие труды с делателями оных, обыкновенно доверял опыту тех, кто был более сведущим в таких делах. Оттого все клобоннцы его очень любили, ведь те, кого нам удается убедить в своей правоте, легко располагают нас к себе, внушая не меньшую симпатию, чем хорошие слушатели.