– Лещенко сознательно рассевал на наших полях амброзию – продолжал Пронин. – Комсомольцы, пошедшие в поход на амброзию, не могли за месяц уничтожить столько сорняков, сколько Лещенко высевал за одну ночь. Не знаю сам или не сам додумался он до такой затеи, но как же он должен был ненавидеть наш народ и нашу родину, если поставил своей целью изо дня в день засорять наши поля. Заметая какие-то там дьявольские следы, каждая девушка на самом деле рассевала амброзию. Всё делалось так, чтобы ничего нельзя было заметить и не к чему придраться. Каждая девушка сама копала землю, а в сенях Лещенко заменял мешок другим, где находилась земля, перемешанная с семенами. Мысль о том, что амброзию можно не только уничтожать, но и распространять, появилась у Дмитрия Сергеевича, когда он во время первого обыска увидел у Лещенко запасы амброзии. При втором обыске Дмитрий Степанович нашёл мешок, в котором находилась земля, смешанная с семенами амброзии. Эту землю Дмитрий Степанович и отобрал у Маруси, и Лещенко, поняв, что Дмитрий Степанович знает, что содержится в мешке, пытался его убить. Теперь тебе понятно, что делал Лещенко? Я не преувеличивал, говоря, что один Лещенко приносил больше вреда, чем мог бы сделать целый отряд диверсантов. Он сознательно засорял наши поля, стремясь лишить нас хлеба.
Это действительно было чудовищно, и только сейчас фигура Лещенко встала передо мной во весь свой рост.
Да, это был враг!
– Вот что скрывается за невинной на первый взгляд ворожбой, – с горечью сказал Иван Николаевич. – А мы посмеиваемся над знахарями, не придаём этому значения и не видим, что за спиной добродушного знахаря прячется иногда война.
Все мы почувствовали себя как-то неудобно, потому что упрёк Пронина, обращённый им больше всего к самому себе, относился ко всем нам.
Возразить было нечего.
Мы сидели и молча слушали музыку.
Мы сидели, слушали музыку, и настроение наше постепенно начало исправляться.
Гроздья винограда висели и незаметно созревали над нашими головами.
Потом мы допили вино, и настроение наше исправилось окончательно.
Вася и Рая стали собираться домой, поднялись, следом за ними поднялась и Маруся, а потом встал Евдокимов…
Тут у меня мелькнула одна догадка.
– А что Рая больше не ревнует Марусю к Васе? – пошутил я. – Может, он и вправду завоевал её сердце?
– Не беспокойся, – ответил мне Иван Николаевич. – Завоевать её сердце не Так-то просто.
– У меня есть ещё один вопрос – всё тем же шутливым тоном обратился я к Ивану Николаевичу. – Самый последний.
– Ещё? – с юмористическим ужасом воскликнул Иван Николаевич. – Кажется, я открыл тебе все тайны?
– Я не понимаю, что делает в Улыбинской Дмитрий Степанович? – спросил я. – Лещенко увезен, следствие по его делу закончено…
Я искоса взглянул на Евдокимова и с интересом посмотрел на Ивана Николаевича. Я думал, Пронин скажет, что у Евдокимова есть ещё в Улыбинской какие-то дела, в крайнем случае скажет, что они так с ним подружились, что…
Но на этот раз Пронин не пощадил Евдокимова.
– Я и сам не понимаю какие дела приводят теперь Дмитрия Степановича в Улыбинскую, – насмешливо сказал Иван Николаевич. – Но в последнее время он что-то зачастил к нам…
Пронин мельком взглянул на Марусю Коваленко и затем принялся безжалостно смотреть на Евдокимова до тех пор, пока у того не покраснели сперва уши, а потом всё лицо залила яркая розовая краска.
|