Прежде
всего он откладывал в сторону документы из немецких штабов и кропотливо
анализировал их, сопоставляя с другими материалами. Если он находил тому
или иному факту подтверждение, а еще лучше - двойное, перекрестное
подтверждение, тогда он переносил все это на лист бумаги и подчеркивал
красным карандашом. Некоторые данные, не получившие перекрестного
подтверждения, но представлявшиеся ему с точки зрения сегодняшней
конъюнктуры важными и правдоподобными, он также переписывал, но отчеркивал
это синим карандашом - все, как у Бородина, одна школа.
Ему приходилось обрабатывать за ночь целую кипу материалов: здесь были
копии приказов из штабов; зарисованные людьми из разведки Седого вновь
появившиеся эмблемы на солдатских формах, танках, автомашинах; надо было
сверить с картами - где, когда появились новые части, где роют кабели,
соотнести это с расположением укрепленных точек оборонительного вала,
предположить, а потом либо опровергнуть, либо утвердить вариант возможных
замыслов врага, все это ужать до самой возможной малости, чтобы не торчать
долго в эфире, а после передать эти сведения Бородину.
А Бородин молчал, будто отрезало его после той радиограммы, в которой
Аня рассказала о своем аресте, и о предложении Берга работать с нами, и
про ту дезу, которую она передала в Центр перед самым побегом. Причем
Бородин, затребовав все данные на Берга, приказал впредь на связь не
выходить до его особого на то разрешения. Аня считала, что Бородин таким
образом выразил ей свое политическое недоверие.
Аня варила картошку, слушала, как гудит пламя и булькает в котелке
потемневшая вода, и неотрывно смотрела на Вихря, на его большую,
взлохмаченную голову, и думала, что и он, Вихрь, тоже сторонится ее, не
смотрит в глаза, головы от стола не поднимает. Разве он не чувствует, что
ей очень надо сейчас, чтобы он был возле? Неужели они все такие дубокожие?
Конечно, он понимает, как она относится к нему, этого слепой и глухой
только понять не мог бы. Он сторонится ее, потому что не верит ей, он
считает, что раз она побывала у немцев, то, значит, не может быть чистой.
Не зря Вихрь ничего не рассказывает ей про Берга, не зря молчит Бородин,
не зря тут ни разу не был Коля. Все это терзало ее, под глазами залегли
коричневые круги, она почти не спала, а у Вихря сердце разрывало, когда он
слышал сухой треск ее пальцев - раньше этого у Ани никогда не было.
- Картошка готова, - сказала Аня тихо, - я ее накрою и оставлю возле
печки. Ладно?
- Спасибо, - ответил он, не оборачиваясь. - Сама поела?
- Да, - ответила девушка.
Она ушла за перегородку, разделась и легла на топчан, натянув до
подбородка громадный овчинный тулуп.
"Пусть у меня жизнь заберут, только пусть верят, - горестно думала
девушка. - Нет ничего страшней, если тебе не верят и ты никак не можешь
доказать свою правоту. Нас учили, что обстоятельства подчиняются логике. |