— Даня, дай ему бумагу и ручку, — приказал Пряников. — Раз так — пишите. Мы не против. Опишите, как все было. В деталях.

Кивнув, Ушаков начал писать. Жека и Даня только недоуменно переглядывались. Вика смотрела на Ушакова с какой-то недоверчивостью, а Пряников снова принялся расхаживать по кабинету, засунув руки в карманы. Никто не обратил внимания, что под окнами рыкнул мотор машины, взвизгнули тормоза. И только когда от сильного толчка распахнулась дверь кабинета, все всполошились и с удивлением уставились на дверь, в которую Соколовский пытался завести какую-то молодую женщину. Женщина отпихивала его и требовала ответа:

— Это что? Что это все значит? Это же машина Вадика там стояла, внизу?

— А это значит, Уля, — ответил Соколовский, продолжая заталкивать женщину в кабинет, — что Вадик тебя по-настоящему любит. Хотя бы этому ты можешь радоваться.

Ушаков при виде женщины вскочил со стула, но Королев толкнул его на место и встал рядом.

— Мажор? Как ты вовремя, у нас тут гражданин в убийстве жены сознался.

Пряников с недоумением наблюдал, как Ушаков смотрит на женщину и как та смотрит на Ушакова.

— Игорь, это кто? — наконец строго спросил подполковник.

— А это у нас второе признание сейчас будет, — заявил Соколовский, силой усаживая Ульяну на стул. — А упрямство будет рассматриваться как отягчающее обстоятельство. Ну?

Женщина опустила голову и неожиданно разрыдалась, говоря при этом: «Вадик, Вадя». Ушаков побледнел и возмутился визгливым голосом:

— Зачем вы ее сюда привезли? Господа, я признаю свою вину, это я убил свою жену!

— Она просто не хотела слушать, — сквозь рыдания выдавила из себя Ульяна.

— Кто? — тут же ухватилась за эти слова Родионова.

— Настя…

— Игорь, ну-ка расшифруй этот ребус, — потребовал Пряников.

— Видите ли, час назад им обоим пришло одинаковое сообщение. Ему — от нее. Ей — от него.

Все недоуменно переглянулись и стали смотреть на Соколовского. Даже Ульяна уставилась на него с неприкрытой злостью.

— Какая же ты сука, — прошептала она.

Соколовский спокойно выдержал взгляд женщины и продолжил рассказывать.

— Текст был такой: «Не могу больше молчать. Прости. Я иду в полицию». Куда после этого сообщения побежал господин Ушаков, вы сами видите. А вот Ульяну Селиванову я поймал у дома. Она садилась в такси. С чемоданом. И билетом на ближайший рейс.

Бледный как полотно Ушаков вцепился в стул, на котором сидел.

— Уля — не убийца, — замотал он головой. — Да, я ее люблю. Настя нас… застала… Настя вернулась неожиданно, хотя я теперь понимаю, что она все видела через камеру и прибежала сразу. Уля курила на подоконнике, Настя вцепилась Уле в волосы, я никак не мог их растащить. Уля оттолкнула Настю, и… вот. Так все и получилось. — Его голос окреп, и теперь мужчина уже почти кричал, убежденно, с напором: — Понимаете, никто никого не убивал. Я думал, случайно, но теперь понятно — камера в аквариуме… Она не давала нам слова сказать! Попыталась схватить Улю… И она ее просто толкнула.

— Кто придумал селфи? — спросил Пряников, остановившись у двери.

— Я. Уля была в шоке. Выложил пару фоток.

— А где телефон?

— Спрятал. На всякий случай. После всего… У нее там могло быть что-то еще. На нас.

— Садитесь. Пишите. Оба.