— Двух человек оставь у машины. А мы в район милиции, протелефонировать надо, пусть людей в Сокольники шлют.

Мчится по улицам Москвы машина. Между Даниловым и Козловым сидит задержанный, в углу — Климов.

— Гражданин комиссар, — сказал Алексей, — дайте мне наган.

Мартынов повернулся. Внимательно посмотрел на Климова. Молча протянул ему наган, насыпал в ладонь золотистую кучку патронов.

От здания МЧК в сторону Сокольников отъехал грузовик с вооруженными бойцами отряда особого назначения.

Кончилась Москва. Остался позади трамвайный круг. Началась Сокольническая роща. Мартынов приказал остановить машину.

— Данилов, останься. Будешь ждать опергруппу.

— Товарищ Мартынов…

— Выполняй приказ.

Машина пошла дальше. И остался Ваня Данилов один у края рощи.

Темень. Глушь. Ветер шумит в деревьях.

Он вынул наган, взвел курок и сунул руку с оружием за пазуху.

— Где? — Голос Мартынова спокоен, словно в гости едет к приятным людям.

— Начальник, ты обещал…

— Не скули, не тронем.

— Сейчас поворот будет, а там вторая дача от края.

— Стой! Егоров, — повернулся Мартынов к шоферу, — останешься с этим. Мы с Козловым пойдем. Вы тоже можете остаться, гражданин Климов.

— Я пойду с вами.

Мартынов помолчал. И сказал тихо:

— Согласен.

Они шли след в след по заснеженной просеке. Вот и дача.

— Ну, пойдем, благословясь. Я первый, Козлов за мной, вы, Климов, за окнами смотрите, если с нами что, постарайтесь задержать их, опергруппа с минуты на минуту приедет.

Мартынов поднялся на крыльцо и толкнул дверь. Она поддалась. Они с Козловым вошли на террасу.

Еще одна дверь, распахнута настежь.

Темнота дома таила неожиданную опасность. Мартынов шагнул в темную прихожую.

Климов стоял за деревом, внимательно вслушиваясь в тишину.

Где-то недалеко заурчал мотор автомобиля. Голос его ближе и ближе. На просеку ворвался грузовик. Люди с винтовками окружали дачу.

Горела лампа в столовой, ходили по комнатам чекисты. Никого. Ушел Собан.

В окна здания на Малой Лубянке пришел рассвет. Залил тусклым светом комнату, растворил желтизну электрической лампы.

— Сколько же один человек наврать может, немыслимое дело! — Мартынов встал из-за стола, подошел к печке, приложил ладони к темному кафелю. — Слушай, — продолжал он, — ты раз правду скажи, тебе же легче будет.

Арестованный сидел у стола, вжавшись в спинку огромного резного стула, затравленно глядел на Козлова и Данилова, устроившихся на диване.

— Поехали по порядку, — Мартынов подошел к нему, сел на край стола: — Имя?

— Ну, Петр.

— Отца как звали?

— Ну, Евсей.

— Ты что, извозчик — ну да ну. Говори толком. Петр Евсеевич. А фамилия?

— Бухин.

— Значит, Петр Евсеевич Бухин. И в машину ты попал случайно, ни в кого не стрелял?

Мартынов перегнулся через стол, достал из ящика маузер арестованного.

— Твой?

— А я откуда знаю?

— Ты же не дурак, вот показания разоружившего тебя военрука Климова. Сколько в нем патронов должно быть?

— Ну, десять.

— Так, — Мартынов вынул обойму, вытряхнул на стол шесть патронов.

— Теперь гляди. Видишь, патроны у тебя редкие.