– Ты владеешь талисманом власти, – сказал Тифон. – Дай его мне, и мы сможем открыть шкаф.

– Я что‑то не понимаю, о чем ты. Тебе нужен мой меч?

– Мне нужно то, что висит у тебя на шее, – ответил он и протянул руку. Я отпрянул.

– Он не имеет никакой власти.

– В таком случае ты ничего не теряешь. Дай его мне.

Пока Тифон говорил, голова Пьятона едва заметно качнулась из стороны в сторону.

– Это всего лишь бесполезная побрякушка, – сказал я. – Когда‑то я думал, что она наделена большой властью, но однажды я попытался вернуть жизнь одной прекрасной женщине, и эта штуковина оказалась бессильна. А вчера мне не удалось воскресить мальчика, с которым я путешествовал. Откуда ты знаешь об этой вещи?

– Я все время за тобой следил. Я забрался повыше, и мне было хорошо вас видно. Когда мое кольцо убило ребенка и ты к нему подошел, я заметил священный огонь. Тебе, собственно, не обязательно отдавать камень мне в руки – не хочешь, не надо, – просто сделай то, что я тебе скажу.

– Ты мог бы нас предупредить, – заметил я.

– А зачем? Тогда вы ничего для меня не значили. Ты хочешь есть или нет?

Я достал камень. Ведь в конце концов его уже видели и Доркас, и Иона, да и Пелерины, говорят, выносили его на обозрение по большим праздникам. Он лежал у меня на ладони, померкший, как простой осколок синего стекла.

Тифон с любопытством склонился над ним.

– Ничего особенного. А теперь встань на колени. Я повиновался.

– Повторяй за мной: «Клянусь могуществом моего талисмана, что в благодарность за пищу, которая будет мне дарована, я навечно стану рабом того, чье имя Тифон…»

Меня затягивало в тенета, по сравнению с которыми сеть Декумана была робкой пробой руки. Тифон опутывал меня столь искусно, что я почти не чувствовал ловушки, однако ощущал тяжесть каждой стальной петли.

– «…и сложу к его ногам все, чем владею теперь и буду владеть в грядущие дни, и себя самого, нынешнего и грядущего, живого или мертвого, ему в угоду».

– Я уже нарушал клятвы раньше, – сказал я. – Если я поклянусь сейчас, то непременно нарушу свой обет.

– В таком случае тебе лучше все‑таки поклясться, – ответил он. – Это не более чем формальность. Прими клятву, и я освобожу тебя от нее, как только ты насытишься.

Я не сдавался.

– Ты говорил, что любишь правду. Теперь я понимаю, почему: правда связывает людей.

Я положил Коготь обратно в мешочек. Не сделай я этого, миг спустя камень был бы безвозвратно потерян. Тифон схватил меня, прижав мои руки к бокам так, что я не мог вытащить «Терминус Эст», и бросился со мною к окнам. Я сопротивлялся изо всех сил, но был беспомощен, как щенок в руках силача.

Вблизи огромное окно казалось чем‑то совсем иным: в комнату словно врывалась часть внешнего мира, но, вопреки ожиданиям, я увидел не поля и деревья, составлявшие пейзаж подножия горы, но просто кусок неба. Каменная стена комнаты, меньше кубита толщиной, проплыла мимо меня, едва попадая в поле зрения, как смутная демаркационная линия между воздухом и водой, заметная, если плыть с открытыми глазами.

В следующий миг я оказался за стеной. Тифон держал меня за лодыжки, и то ли мои сапоги были слишком толсты, то ли я просто‑напросто перепугался, но мне казалось, что меня вообще никто не держит. Спиной я был повернут к телу горного массива.