Слева и справа, растянувшись в цепь, так же неподвижно затаились еще девять членов его группы. В ста метрах к востоку замерли без движения восемь церэушников. Инструкции и у русских, и у американцев были одинаковыми: нельзя курить, есть, чесаться, отгонять мошкару, вообще нельзя ничего делать, нельзя просто пошевелиться! Даже мочиться следовало в штаны, хотя этот пункт инструкции, конечно, не соблюдали: осторожно поворачивались на бок, расстегивались и нарушали строгое предписание, стараясь, чтобы струя не шуршала о траву…
Краснолицый же абориген никаких ограничений не соблюдал, вел себя шумно и издавал самые разнообразные звуки, уверенный в том, что здесь его никто не слышит. До «Первого» было чуть больше двадцати метров, и смотрел здоровяк прямо на него, однако не замечал: маскировка выполняла свою задачу на все сто процентов. Это спасло коренастому жизнь. Покончив со своим интимным делом, он повернулся и столь же шумно, ломая ветки и сминая кусты, двинулся обратно.
Зеленая мамба, напротив, выскользнула из травы бесшумно. Она бы тоже не рассмотрела «Первого», тем более что все змеи близоруки, но тепловые рецепторы отметили крупное живое существо. Змеи не нападают без причины, тем более на крупных животных. Однако любопытство присуще даже пресмыкающимся: мамба подняла голову и замерла, как будто хотела получше рассмотреть «Первого».
Плоская треугольная голова находилась в полуметре от его окаменевшего лица. Человек отчетливо различал неровности и потертости на зеленой влажной коже и ощущал вполне реальную волну смертельной угрозы. Подернутые пленкой тусклые глаза ничего не выражали, узкая щель большого рта скрывала шарнирно закрепленный ядовитый зуб, и, конечно, никакой мимики, никаких проявлений намерений и разворачивающихся рефлексов… Если бы не выскакивающий то и дело черный раздвоенный язык, змеиная голова казалась бы вырезанной из малахита. Но она находилась не под стеклянным колпаком в Эрмитаже или Лувре, и рассматривал ее не восторженный экзальтированный турист…
«Первый» был человеком предельно конкретным и, как любой профессиональный диверсант, лишенным образности мышления. Мысли о малахите не приходили ему в голову. На весах целесообразности взвешивались только две категории: опасно – неопасно. Он знал, что змеи первыми не нападают, но одно дело – изучать это в учебном классе, а другое – играть в гляделки с одной из самых ядовитых тварей планеты во влажном тропическом лесу! Кто знает, что у нее на уме…
Зеленая мамба – очень быстрое существо, но жесткая сильная рука специально тренированного человека оказалась быстрее. Раз! Железные пальцы схватили ее за скользкую шею, вторая рука надежно перехватила бьющееся, как перекрученная пружина, тело. Если этого не сделать, змея мгновенно обовьется вокруг предплечья, получив точку опоры, вырвет голову из самого сильного захвата и нанесет смертельный удар!
Сейчас мамба оказалась беспомощной, оставалось придавить ее рифленой подошвой тяжелого ботинка и отхватить голову подвешенным на груди ножом… Но «Первый» поступил по-другому: швырнул свою добычу далеко за спину. Крутящийся зеленый шнур пролетел добрый десяток метров и плюхнулся в непроходимый кустарник. Это решение определялось не мягкосердечием или гуманностью – такие категории на арене специальных операций не используются, а все теми же гирьками «опасно – неопасно» на рациональных весах целесообразности.
Убивать пресмыкающееся необходимости не было. Непосредственная опасность устранена, никаких последствий происшедшее не повлечет. Если же пролить кровь мамбы, то ее сородичи вполне могут приползти на запах, чтобы отомстить, и тогда ртуть риска на невидимом термометре поползет вверх, съедая и так не очень оптимистичные 23 процента надежды на успех.
Стирая ощущение скользкого холодного тела, «Первый» тщательно вытер руки о землю, поднес к глазам бинокль и вновь замер, превратившись в поросший травой холмик. |