Конан улыбнулся.

— Хорошо сказано. Но тогда почему я вообще должен хотеть говорить с ним?

— Не делай этого, Конан!

— Разговоры никому не вредят, — сказал человек в плаще, но Конан, которому пришел на ум Хаджимен, знал, что это не так. И все же…

Он внимательно изучал незнакомца. Тот не казался особенно опасным. Он вообще не казался опасным. Он не выглядел как человек действия или силач. «Интересно, — подумал киммериец, — кто же хочет поговорить со мной по секрету?» И большая шишка его киммерийского любопытства сказала: «Почему бы и нет?»

Он откинулся назад от стола.

— Распахни плащ.

Незнакомец бросил на него короткий вопросительный взгляд и подчинился. Под длинным серо-коричневым плащом на нем была туника с бахромой, едва доходящая до колен. Его пояс был нешироким, и на нем не висели ножны меча. Конан слегка расслабился, но не полностью.

— Я хочу, чтобы ты вытащил свой кинжал левой рукой и оставил его здесь, у моей спутницы. Подумав какое-то время, незнакомец кивнул.

— Мы не собираемся убивать тебя, Конан из Киммерии. Мы вообще не желаем тебе зла.

Он положил на стол кинжал, который был таким же незамысловатым и утилитарным, как и плащ: это было просто приспособление для еды.

Испарана спросила:

— Кто это — «мы»?

— Я и тот, кто хочет поговорить — только поговорить — с твоим спутником, Испарана.

— Его зовут Балад?

— Нет.

— Конан, не ходи.

— Ты знаешь нас обоих, — заметил Конан посыльному, потом, обращаясь к Испаране, сказал: — У меня с собой меч и кинжал, а этот человек безоружен. Я пойду на встречу с его хозяином»

Он взглянул на незнакомца, чтобы проверить, как тот отреагирует на это последнее слово. О» не увидел никакой реакции.

— Я бы не пошла, — сказала Испарана, не скрывая своего беспокойства.

Конан поднялся на ноги.

— Никуда не убегай, Спарана — и не слишком много пей без меня! Я вернусь, чтобы осмотреть твой медальон — с очень близкого расстояния.

Он подошел к виночерпию и выпросил у него абрикос. Потом он вернулся к посыльному, который, вместе со всей своей массой каштановых волос, был на целый фут ниже киммерийца.

— Я иду за тобой.

Конан был важной персоной. Остальные постояльцы таверны украдкой наблюдали за тем, как он, жуя абрикос, исчезает за дверью вслед за худощавым человеком в длинном темном плаще.

— Ты знаешь, — сказал, оказавшись на улице, фруктоядный Конан, словно продолжая разговор, — мне нравится носить меч. Так приятно чувствовать его у своего бедра.

— Я слышу тебя и понимаю. Тебе нечего бояться.

— О, я знаю это.

— Я хотел сказать…

Незнакомец не стал утверждать очевидное и замолчал, Они поняли друг друга. Конан, возможно, по-глупому согласившись следовать за неизвестным в неизвестное — ив темноту замбулийских улиц в центре города — напомнил своему проводнику, что вооружен, и так же тонко дал ему понять, что ничего не боится. Они пересекли улицу. На другой стороне свет был скудным, а тени — более глубокими. Конан дошел вслед за своим проводником до перекрестка и сделал резкое движение вперед.

— Ты чувствуешь это?

Идущий чуть впереди проводник отозвался:

— Да. Это твой кинжал?

— Нет, твой. Чуть выше твоей поясницы. Если я надавлю, ты умрешь или будешь парализован. Что будет хуже?

— Это, без сомнения, мудрая предосторожность осмотрительного человека, но в ней нет нужды.