|
Да черт, конечно, с ними, на что они там все тратили — работали б как следует… так ведь нет! Полная безответственность! А зачем что-то делать, в какие-то скучные непонятные вещи вникать, когда прямо в офисе можно повеселее время провести — кофе попить, покурить, поржать, в «одноклассниках» пошариться… А выгонят? Да и ладно — мамы-папы-бабушки в другую фирму пристроят. Вот такие были… работнички. Хорошо — кризис, многих вытурили… А, впрочем, ладно… с чего бы это Михаил молодых балбесов вспомнил? Ах да… о князе думал. Не юнец князь, хоть и двадцати лет еще, пожалуй, нету… По-местным меркам — человек, конечно, еще молодой, но вполне зрелый. И своего — по всему видать — не упустит. И не только своего… В Новгороде Великом князь — человек служебный, для войны, для суда верховного, ну а насчет верховной власти — шутишь! У Новгорода своя власть есть — посадник, тысяцкий, Совет господ — бояре именитые, «сто золотых поясов» — ну и вече, конечно, собрание городское. Понятно, бояре там первую дудку дули, а «житьи люди» и «гости» богатые им конкуренцию старались составить. У аристократов-бояр — власть, князь тоже власти хочет — вот пусть бы они и дрались, интриговали — именно так и рассуждали «житьи», так что князь был бы им сейчас нужен.
Напрасно надеются… Михаил усмехнулся. Хотя… сейчас уйдет, через год позовут — явится, репрессии начнет против тех, кто за «немцев». Хэ! А хорошо все наперед знать, однако… Только пока какая самому от этих знаний выгода? А никакой! Браслет, браслет искать надобно… мастерскую…
Михаила инструктировал лично хозяин, тысяцкий. Все подробно обсказал — как и куда идти, что говорить, и что делать… Договорились и о связи — это уже со Сбыславом. По ходу дела понял Миша — на долгое время его внедряют, Штирлица хотят сделать, мать их… Ну и черт с ними, Штирлиц так Штирлиц! Обжиться — пусть даже и так, в шпионстве, да свои дела делать. Обжиться — да… Главное, по-другому-то никак не выйдет, делать то, что прикажут, надобно — а как иначе выжить? Ну, допустим, послать всех, да сбежать — а потом что? Где жить, что кушать? В таксисты идти, ха? Что он, Миша, умеет-то такого, чтобы здесь пригодилось? Мечом махать? Ну, так это уже пригодилось — вона… К другому кому наняться — воином — так не факт, что лучше будет, может даже — и много хуже. Здесь хоть Сбыслав — вроде как друг… Да еще эта Марья… Ну и привязчивая же девчонка! Здесь ее, правда — в работу: полоть, поливать, стирать — а она и расцвела вдруг! Похорошела вся, по воскресеньям — в платье новом — из холстины, но чистое, красивое, с вышивкой — бусы на шее дешевые, но тоже ничего, сверкают зеленью изумрудной… как и глаза… А красивая девка! Сбыславов подарок… тьфу… Пришлось ведь дружка уговаривать, чтобы «холопку» оставить… Сын тысяцкого разрешил, конечно… правда, нахмурился, предупредил — «кто на рабе женится, сам робичич» — по закону так. Женится… Ага, как же… Сбыслав ухмылялся: — Если хочешь, пусть в твою избу раба изредка наведываться будет… тайно… Хоть и грех то… После невесту тебе сыщем, из наших… такую, чтоб не стыдно. От рабы своей тогда избавься… Ну, время еще есть. Марья так и жила в людской, вместе с остальными девушками-челядинками, на Мишу при встрече поглядывала, кланялась, однако ж в избу его к ночи не просилась, а приказать самому Михаилу вдруг стало стыдно — экий рабовладелец выискался. Да и сколько девчонке лет… шестнадцать хоть есть ли? Говорила, что больше — врет, явно врет! Хотя здесь в тринадцать-четырнадцать замуж выходят, потом рожают каждый год — кто ж позволит бабе пустой простаивать? Детская смертность высокая, а помощники в доме всякому нужны, и чем больше — тем лучше. |
