— Анье, да из меня шута делают! Ничего, кроме учебы! Мне до смерти наскучили лекции Плаена про золотой век и Андерле. Числа и языки в зубах навязли.

— Готфрид, нужно заниматься и этим.

— Кому нужно, тот пусть и занимается! Не помню, чтоб ты от восторга прыгала на уроках. Разве для мужчины это — в книжках царапать да с цифрами играться? Зубрить старые басни про Бессмертных Близняшек и Турека Аранта? Да и на кой они теперь нужны? Они умерли тысячу лет назад!

Анье нежно коснулась его руки.

— Не злись. Вдруг, когда мы уедем, Бельтар потренирует тебя.

— Шутишь? Когда это Бельтар делал что-нибудь без отцова разрешения?

— Не делал, конечно. Но может, я уговорю его.

Они посидели еще немного, глядя, как братья набивают синяки да зарабатывают болячки. Тень куста постепенно съеживалась, и Готфрид потихоньку забылся. В дремотных мечтах он представал самым устрашающим воином всех времен — мужчины бледнели, едва заслышав его имя! Прочь слабости, долой сомнения!

— Вернулся! — воскликнула вдруг Анье, легонько толкнув его локтем.

Готфрид открыл глаза. Саймен со своими вояками гнал галопом, и вид их не предвещал ничего хорошего. Люди на тренировочном поле отложили оружие, спешились и сбились в стадо, будто звери, почуявшие опасность.

Юноша встал и помог подняться сестре. Не разнимая рук, они пошли к братьям. Анье и Готфрид были по-настоящему близки и только друг другу доверяли свои секреты.

Парень прихрамывал — самую чуточку, едва заметно. Но ведь и калеки становились великими героями. О небеса, Кашон вообще был слеп!

Этот мир, населенный увязшими в череде однообразных столетий людьми, очень стар. Империи рушились, сменяясь веками варварства, рождались снова, а устройство жизни — со знатью, слугами, крестьянами и военными — оставалось прежним.

Саймен придержал коня, спешился и сунул поводья солдату.

— Ты будто призрак увидел, — заметил Хаген, глядя на бледное, осунувшееся лицо брата, обычно столь добродушное.

Того передернуло.

— Я увидел наше будущее.

Готфрид посмотрел на сестру и нахмурился.

— Что случилось? — спросила Анье. — Хатсинг?

— Нет. Он — сущий младенец в сравнении с этим…

— С чем?

— Вентимилья вторглась в Гревнинг. С башни Ригдона виден дым горящих деревень. Весь восток застлало.

В глазах Саймена всколыхнулся страх.

Каждый год тьма с востока подползала все ближе. Теперь она пожирает Гревнинг, и некому встать между нею и Гудермутом. Надеяться на долгий мир глупо: Вентимилье всегда мало захваченного, а граница так близко, что вражеская армия окажется под стенами Касалифа в первый же день войны.

Последняя великая мировая держава, Андерле, развалилась давным-давно. И вот теперь, спустя столетия, время империй вернулось — вентимильский миньяк Алер, могучий колдун, раскрывший секреты древнего волшебства, обрушился на мир, будто волна прилива на низкоземье.

Готфрид вздрогнул. Когда же этим валом захлестнет крошечный Гудермут — нынешним летом? Или Алер выждет год?

— Теперь понятно, почему Долвин вызывает отца, — сказал юноша.

Анье промолчала. Лишь кивнула, стиснув его ладонь похолодевшими влажными пальцами.

Обычно она не лезла в карман за словом — щебетала без умолку, все выдумывала сумасшедшие планы побега из родного замка, чтоб стать первой придворной леди и вернуть то, что мать потеряла ради Касалифа и скромного титула «сафайрина».

— Говорят, Нерода и тоалы убивают всех, и, боюсь, слухи не преувеличены, — произнес Саймен тихим, полным ужаса голосом.