— Небогато у ярла людишки живут, — заметил Чуб, осматриваясь.

— Мы не за барахлом приехали, — усмехнулся Чиж.

Чье-то любопытное лицо мелькнуло на мгновенье в дверном проеме ближайшей лачуги и тут же, распознав меченых, скрылось.

— Прячутся, — заметил Чиж, — придется выкуривать.

— Погоди, — остановил его сержант.

— Годить — не родить. — Меченый лениво хлопнул плетью по голенищу сапога.

— Эй, ты, — крикнул Туз долговязому мужику, не в добрый час выскочившему из лачуги по хозяйственной надобности, — иди сюда.

Мужик заробел, сиротливо потоптался и, одергивая на ходу грязную рубаху, неохотно подошел к меченым.

— Где староста? — Туз грозно глянул на долговязого сверху вниз.

Мужик перетрусил не на шутку. Беспрерывно вытирая потеющие руки о подол рубахи, он начал что-то путано объяснять сержанту. Несколько мальчишек, пересиливая страх, приблизились к меченым и теперь, разинув рты, смотрели во все глаза на грозных пришельцев.

— Где староста? — спросил у них Туз, ничего не разобравший в ответах перепуганного мужика.

Ребятишки дружно указали на долговязого пальцами. Туз рассвирепел:

— Ты что, навозная твоя душа, шутить со мной вздумал!

Мужик тоскующими глазами взглянул на притихших ребятишек. Подскочивший Чиж огрел косноязычного старосту плетью так, что у того на плечах расползлась ветхая от пота рубаха. Длинный, набухающий кровью рубец потянулся через всю спину. Дети брызнули во все стороны, словно стайка испуганных птиц. Староста громко вскрикнул и рухнул на колени.

— Собирай людей, — приказал ему Туз.

Долговязый медленно поднялся с земли и, покачиваясь на ослабевших ногах, потрусил по деревне.

— Зря ты с этим придурком связался, — заметил вслед мужику Чиж. — Запалить все эти халупы — и делу конец.

На краю деревни замаячил Бес. Сержант махнул в его сторону рукой — рано. Бес скрылся. Зато народ стал потихоньку собираться. Мужики кучковались у ближайшей изгороди, настороженно поглядывая на меченых и о чем-то тихо переговариваясь. Бабы стояли тесной группой поодаль от мужиков, и это обстоятельство вполне устраивало сержанта. Подошел, наконец, и долговязый староста, в новой рубахе, но с тем же испуганным выражением лица.

— Зачем народ собрал? — накинулся на него костлявый мужик с всклоченной бородой.

— А я откуда знаю, — огрызнулся староста. — Господа скажут.

— Господа из Башни, а мы люди ярла Хаарского.

Мужики одобрительно загудели. Староста растерянно оглянулся на Туза, ища поддержки. Сержант поднял руку с зажатой в ней плетью, толпа притихла, ожидая, что меченый сейчас заговорит. Но Туз говорить не собирался — поднятая рука была сигналом для Беса.

— Начинайте, — крикнул сержант, опуская плеть на плечи ближайшего ротозея.

Меченые ринулись на толпу, оттесняя баб от мужиков. Люди закричали и, спасаясь от ударов, ринулись в разные стороны. Туз оглянулся: меченые Беса уже успели поджечь несколько крайних лачуг и теперь с гиканьем и свистом летели по деревне. Следом за ними, поднимая тучи пыли, катили телеги. Чиж, Сурок и Чуб погнали мужиков на дальний конец деревни, охаживая их плетьми и тесня конями.

Туз расчетливо выбрал первую жертву: догнал и на ходу перебросил на холку коня одну из самых красивых девушек. Девушка обмерла от страха и не оказала сопротивления. Сержант передал ее на телегу, в руки расторопных возниц. Бабы, сообразив, в чем дело, кинулись к зарослям, словно перепелки, застигнутые врасплох черными коршунами. Перепуганные дети хватали матерей за юбки, мешая им бежать.