Справа, во тьме ночи, освещенная лишь танцующим светом костра, сидела на скользком глинистом берегу моря, в котором Фафхрд по резвящимся в воде белобородым змеям признал Море Монстров, его возлюбленная Крешкра, даже еще более нагая, чем Рита. Ее внешность могла бы кому то показаться пугающей (ничего, кроме изысканно обнаженных костей), к тому же огонь, возле которого она уселась, бросал темные синие блики сквозь ее мягко очерченную мерцающую плоть, подчеркивая благородство линий скелета.
– Мышелов, зачем ты явился? – воскликнула Рита с легким укором. – Я счастлива здесь, в Мире Вечернего Пурпура, где все мужчины от природы лишены волос (и домашние животные тоже!), хотя сама я могу добиться этого лишь прилежным ежедневным трудом. Я по прежнему люблю тебя, но мы не можем жить вместе и не должны больше встречаться. Мой настоящий дом здесь!
И точно так же дерзкая Крешкра крикнула Фафхрду:
– Эй, безумный хвастун! Я когда то тебя любила. Но теперь я снова призрак. Возможно, когда то в будущем… Но сейчас – уходи!
И ни Фафхрд, ни Мышелов не смогли перешагнуть порог, потому что после слов Крешкры и вторая дверь захлопнулась перед друзьями, к тому же гораздо быстрее, чем первая. Фафхрд едва удержался от того, чтобы хорошенько ее пнуть.
– Знаешь, Мышелов, – задумчиво сказал он, – мы в своей жизни влюблялись в странных женщин. Но с ними всегда было необычайно интересно, – поспешил добавить он.
– Ладно, ладно, – грубовато перебил его Мышелов. – В море есть и другие рыбки.
Еще одна дверь тоже открылась легко, хотя Фафхрд и толкнул ее весьма осторожно. Однако на этот раз взорам побратимов не открылось ничего ошеломляющего – они увидели всего лишь длинную темную комнату, в которой не было ни людей, ни мебели, а в дальнем конце была другая дверь. Впрочем, стена справа от нее почему то светилась зеленым. Вновь обретя уверенность в себе, они вошли внутрь. Пройдя несколько шагов, герои поняли, что светящаяся стена представляет собой толстую хрустальную пластину, за которой находится бледно зеленая, чуть мутноватая вода. Пока они приближались к стене, всматриваясь в нее, в освещенную воду вплыли, лениво извиваясь, две прекрасные наяды: первая с длинными золотистыми волосами, стелющимися вслед за ней, и в некоем подобии свободной золотой рыбачьей сети вместо платья, вторая – с волосами темными, короткими, разделенными на прямой пробор серебряным зубчатым гребнем. Они подплыли достаточно близко для того, чтобы можно было рассмотреть нежно пульсирующие жилки на их шеях, которые, изгибаясь, переходили в покатые, покрытые мелкой чешуей плечи; а ниже их тела представляли собой соединение соперничающих между собой несовместимых частей, так что мужчина не смог бы по настоящему насладиться подобной не раздвоенной в должном месте женщиной (хотя любая пара змей, слившихся в любовном объятии, доказывает обратное). Наяды подплыли еще ближе, их томные глаза широко раскрылись, всматриваясь в хрустальную преграду, и теперь Мышелов и Фафхрд узнали двух морских королев, с которыми они повстречались несколько лет назад, нырнув в море с борта «Черного Казначея».
То, что увидели их широко раскрытые рыбьи глаза, явно не понравилось наядам, потому что они скривились и, резко хлестнув длинными рыбьими хвостами, уплыли от хрустальной стены в зеленоватую водяную глубину, и вода замутилась сильнее, и наконец сквозь туманное облако стало невозможно что либо рассмотреть.
Повернувшись к Мышелову, Фафхрд спросил, вздернув брови:
– Ты ведь упомянул о других рыбках в море? Мышелов, на мгновение нахмурившись, шагнул в сторону выхода. Следуя за ним, Фафхрд озадаченно бормотал:
– Ты сказал, это может быть тайный храм, дружище. Но если это так, где же привратники, священнослужители и посетители, кроме нас с тобой?
– Это больше похоже на музей.., тут показывают сцены прошлой жизни. |