Однако не все из вновь прибывших были во дворце завсегдатаями. К примеру, стуча по плиткам копытами, в залу явилась мингольская кобылица Фафхрда, волоча на ногах перегрызенные путы. Она остановилась перед Северянином и уставилась на него своими налитыми кровью глазами, словно желая сказать: «От меня не так то просто избавиться. Почему ты обманул меня и не дал поучаствовать в заварухе?»
Крешкра потрепала мрачное животное по морде и заметила, обращаясь к Фафхрду:
– Ты очень неплохо умеешь внушать другим привязанность. Надеюсь, ты и сам не лишен этого чувства.
– Можешь не сомневаться, моя милая, – с подкупающей искренностью отозвался Фафхрд.
Среди вновь прибывших появилась и Рита, которая выглядела вкрадчиво ублаготворенной, словно кошка, наевшаяся сметаны, или пантера, напившаяся другой, более жизненно важной жидкости. Девушка была по обыкновению обнаженной, если не считать черного кожаного пояса, трижды обмотанного вокруг ее талии. Заключив Мышелова в объятия, она радостно вскричала:
– Ты снова вырос и всех их победил!
Мышелов от объятий уклоняться не стал, но сделал намеренно недовольную мину и кисло заявил:
– А ты мне здорово помогла! Особенно когда бросила меня вместе со своим войском в самую трудную минуту. Надеюсь, хотя бы с Самандой вы разобрались?
– Еще как! – ухмыльнулась Рита самодовольно, словно насытившаяся леопардица. – Ну и скворчала же она! Смотри, кукленок, я трижды обернулась ее знаменитым поясом. Мы загнали ее в кухне в угол и повалили. Потом каждый взял по булавке из ее прически и….
– Умоляю, только без этих подробностей, – перебил девушку Мышелов. – Этой ночью я в течение девяти часов был крысой со всеми сопутствующими мерзкими ощущениями, а это немало. Пойдем, птичка, нам нужно кое что сделать, пока сюда не повалили толпы.
Когда через небольшой промежуток времени они вернулись, Мышелов тащил завернутый в плащ ларец, а Рита была одета в фиолетовое платье, перетянутое трижды все тем же поясом Саманды. А толпы и впрямь повалили. Радомикс Кистомерсес, уже не Незаметный, которого неофициально произвели в сюзерены, восседал с несколько ошеломленным видом на золоченом парадном ложе в форме морской раковины вместе с семнадцатью кошками и улыбающейся стройной Элакерией, завернутой в покрывало, словно это было сари.
Мышелов оттащил Фафхрда в сторонку.
– А девушка у тебя ничего, – ни к селу ни к городу заметил он, имея в виду Крешкру.
– Ага, – учтиво согласился Северянин.
– Жаль, ты не видел мою, – хвастливо проговорил Мышелов. – Не Риту, а ту, сверхъестественную. Она….
– Не вздумай употребить это слово в присутствии Крешкры, – вполголоса, но твердо одернул друга Фафхрд.
– Как бы там ни было, но если мне захочется с ней повидаться, – заговорщицки продолжал Мышелов, – я выпью содержимое этого черного флакона и….
– А вот об этом я уж позабочусь! – решительно заявила Рита, которая незаметно подошла сзади и выхватила флакон у него из руки. Бросив мимолетный взгляд на черную бутылочку, она с поразительной меткостью вышвырнула ее в окно, выходившее на море.
Мышелов послал ей свирепый взгляд, который, впрочем, быстро превратился в чарующую улыбку.
Распахнув черный плащ, чтобы не было слишком жарко, Крешкра подошла к Фафхрду и повелительно проговорила:
– Представь меня своим друзьям.
Между тем вокруг золоченого ложа толпа придворных, знати, советников и офицеров все густела. Всем вновь пришедшим титулы раздавались дюжинами. Хисвин и другие отсутствующие, виновные и невинные, были приговорены к пожизненной высылке с конфискацией имущества. То и дело поступали сообщения об удачной ликвидации пожаров в городе и о полном исчезновении крыс. Тут же строились планы полной ликвидации крысиной метрополии. |