|
А ты, с твоей городской страстью к роскоши, ты превратил бы рабочую комнату волшебника в бордель! – А почему бы и нет? – заинтересовался низкорослый. – Оба вида чар одновременно. Затем, ткнув большим пальцем в ведьму, он добавил: – Близкая к земле, говоришь? К навозу будет гораздо ближе. – Ш ш, Мышелов, ты нарушишь ее транс. – Транс? Низкорослый еще раз тщательно осмотрел ведьму. Ее рот закрылся, и она с присвистом дышала похожим на клюв носом, кончик которого, испачканный сажей, пытался встретиться с выступающим подбородком. Откуда то слышался слабый высокий вой, словно где то далеко были волки или где то рядом были духи, а может, это был просто странный отголосок ведьминых присвистываний. Низкорослый презрительно приподнял верхнюю губу и потряс головой. Его руки тоже слегка тряслись, но он старался скрыть это. – Да нет, я бы сказал, что она просто накачалась до потери сознания, – рассудительно прокомментировал он. – Тебе не следовало давать ей так много опийной жвачки. – Но в этом и заключается весь смысл транса, – запротестовал высокий. – Накачать, подхлестнуть или каким либо другим образом выгнать сознание из тела и заставить его подняться наверх, в мистические высоты, чтобы с их вершин обозревать земли прошлого и будущего, а возможно, и другого мира. – Хотел бы я, чтобы те горы, которые будут перед нами, были просто мистическими, – пробормотал низкорослый. – Послушай, Фафхрд, я готов сидеть здесь на корточках всю ночь – или, по крайней мере, в течение еще пятидесяти тошнотворных вдохов или двухсот занудных ударов сердца – чтобы удовлетворить твою прихоть. Однако не пришло ли тебе в голову, что в этом шатре может быть опасно? И я не имею в виду только духов. В Иллик Винге хватает проходимцев кроме нас, и некоторые из них, возможно, интересуются тем же, чем и мы, и с превеликим удовольствием бы нас прикончили. А мы здесь, в этой наглухо закрытой кожаной хижине, так же уязвимы, как олень на фоне неба – или подсадная утка. Как раз в этот момент вернулся ветер и снова начал щупать и теребить стены, причем послышалось поскребывание, которое могли издавать кончики раскачиваемых ветром ветвей или царапающие кожу длинные ногти покойников. Кроме того, откуда то доносились слабое ворчание и вой, а с ними – крадущиеся шаги. Оба искателя приключений подумали о последнем предупреждении Мышелова, посмотрели на кожаную дверь шатра, в щели которой проглядывала тьма, и проверили, легко ли выходят мечи из ножен. В это мгновение шумное дыхание ведьмы затихло, а вместе с ним исчезли все остальные звуки. Ее глаза открылись, показывая одни белки – молочные овалы, бесконечно жуткие на темном, похожем на сплетение корней, фоне угловатого лица и косматых волос. Серый кончик языка полз вокруг губ, словно большая гусеница. Мышелов хотел было высказаться, но выставленная вперед увесистая ладонью Фафхрда с растопыренными пальцами была более весомым аргументом, чем любое «ш ш». Низким, но замечательно чистым, почти девичьим голосом ведьма затянула: Вас некой волшебной и смутною тайной. Край мира замерзший влечет не случайно…. [здесь и дальше – стихи в переводе С.Троицкого] «Ключевое слово здесь – „смутная“, – подумал Мышелов. – Типичное для ведьм пустословие. Она явно знает о нас только то, что мы направляемся на север, а это она могла узнать у любого сплетника». На север, на север вас путь уведет Сквозь снежную пыль и убийственный лед…. «Опять то же самое…. – мысленно прокомментировал Мышелов. – Но неужели необходимо сыпать что то на раны, пусть даже снег?! Бр р р!» Завистливоглазых соперников стая Вам вслед устремится, за пятки хватая. |
