|
Его все еще воинственная, почти семифутовая фигура величественно возвышалась над старухами, детьми и разнообразными подонками, составлявшими благоуханную, шумливую и крайне переменчивую толпу посетителей той части улицы Богов, что примыкала к Болотной заставе. Всем невольно приходило в голову, что раз Иссек Кувшинный обзавелся таким поклонником, значит, этот божок обладает какими то достоинствами, о которых никто и не подозревал. Благодаря своему громадному росту, размаху плеч и мощному сложению Фафхрд имел и другое преимущество: он мог претендовать на значительную площадь мостовой для Бвадреса и Иссека, просто напросто укладываясь спать после вечерней службы. Теперь всякие остолопы и негодяи перестали толкать Бвадреса локтями и плевать на него. В новом своем воплощении Фафхрд держал себя очень миролюбиво – в конце концов. Иссек Кувшинный ведь был божеством мира, – однако Северянин обладал ярко выраженным и вполне варварским чувством собственности. Если кто то позволял себе вольности по отношению к Бвадресу или нарушал ритуал поклонения Иссеку, то мгновенно оказывался поднятым в воздух и переставленным на другое место, а если в этом была необходимость, то даже с укоризненным и внушительным шлепком. В результате столь неожиданного почтения, оказанного ему и его божеству на самом пороге забвения, Бвадрес расцвел на удивление быстро. Он начал есть чаще, чем дважды в неделю, и стал расчесывать свою редкую бороденку. Вскоре дряхлость спала с него, словно старый плащ, оставив после себя лишь безумный и упрямый блеск, сверкавший глубоко в его желтоватых, обрамленных коростой глазах, и он начал проповедовать евангелие от Иссека Кувшинного с небывалыми до той поры горячностью и верой. Между тем очень скоро вклад Фафхрда в дело продвижения Иссека Кувшинного перестал ограничиваться лишь габаритами Северянина, его присутствием и талантом вышибалы. После наложенного им самим на себя двухмесячного обета молчания, который он отказывался нарушить даже для того, чтобы ответить на незамысловатые вопросы Бвадреса, поначалу крайне озадаченного своим новообращенным, Фафхрд добыл где то небольшую сломанную лиру, починил ее и начал регулярно, на всех службах, исполнять под ее аккомпанемент символ веры и житие Иссека Кувшинного. Он никоим образом не состязался с Бвадресом, никогда не пел литаний и не пытался благословлять людей именем Иссека; он молча стоял на коленях как прислужник Бвадреса, однако по окончании богослужения, пока Бвадрес медитировал между ритуалами, сидя во главе своей молитвенной площадки, Северянин усаживался на самом ее конце и под мелодичные аккорды, извлекаемые из крошечной лиры, принимался петь довольно высоким, приятным и романтично вибрирующим голосом. Еще мальчишкой, живя в Стылых Пустошах, лежащих гораздо севернее Ланкмара, за Внутренним морем, лесистой Землей Восьми Городов и горами Пляшущих Троллей, Фафхрд учился в школе поющих скальдов (они только так назывались, поскольку не пели, а скорее произносили слова нараспев высоким тенором) и никогда не был приверженцем школы ревущих скальдов, рычавших низким басом. Вот этот то возврат к усвоенной в детстве манере изъяснения, к которой Фафхрд прибегал и тогда, когда смирение позволяло ему ответить на чей либо вопрос, и был настоящей и единственной причиной изменения его голоса – предмета всяческих сплетен, распространяемых теми, кто знал Северянина как басовитого товарища Серого Мышелова. По мере того как Фафхрд раз за разом рассказывал житие Иссека Кувшинного, история этого святого мало помалу и настолько незаметно, что Бвадрес при всем желании не смог бы ни к чему придраться, превратилась в нечто вроде саги о каком то северном герое, хотя кое в чем и смягченной. Как выяснилось, в детстве Иссек не поражал драконов и чудовищ попроще, это противоречило бы его символу веры, а только играл с ними: плавал взапуски с левиафаном, резвился с бегемотом и летал по необозримым воздушным пространствам на спине то у крылатого дракона, то у грифона, то у гиппогрифа. |
