– Интерес отца ко мне нуждается в объяснении? – вспыхнула Палома.

– Такой неожиданный интерес – очень даже.

– Моя помолвка. Разве этого недостаточно?

– Может быть. Ладно, уже поздно, и мне пора. – Антонио оборвал разговор и решительно поднялся из-за стола.

– Я знал, что тебе пойдет не только золото, но и бриллианты.

Они подошли к широко открытым дверям огромного дома, и навстречу им поспешно вышел Хуан де ла Росса.

– Палома, моя дорогая дочь! Как давно мы не виделись! – Он неуклюже обнял ее, впервые за много лет.

Отец выглядел гораздо старше своих лет и сильно поправился со дня их последней встречи. Паломе показалось, что в его поведении сквозит фальшь, и она подумала, что, возможно, Антонио и на этот раз оказался прав. Но, несмотря ни на что, он был ее отцом, и она слишком долго ждала этой встречи. Поэтому заставила себя улыбнуться и принять непринужденный вид.

Затем Хуан лучезарно улыбнулся донье Долорес и с таким воодушевлением поприветствовал Антонио, словно они были близкими родственниками и не виделись тысячу лет. Антонио был безупречно вежлив, как и всегда, однако держался несколько сухо. Его покоробила фамильярность сеньора де ла Росса, и Палома тотчас же это почувствовала.

Его жена тоже вела себя несколько странно. На месте злобной мачехи была теперь заботливая, услужливая женщина, которая всеми силами старалась показать, что рада видеть Палому. Раньше она не так хорошо скрывала свои истинные чувства ко мне, подумала девушка. А в то, что Пилар стала лучше к ней относиться, Палома не верила. Впрочем, и она к ней тоже. Разве можно простить женщину, по вине которой отец так жестоко обошелся с ее матерью! Правда, ее старшая сестра легко примирилась с существованием Пилар – возможно, в силу своего характера, а возможно, и потому, что не была свидетельницей страданий близких ей людей и не начинала свою жизнь заново в чужой стране…

В отличие от четы де ла Росса Мария Кончита вела себя вполне естественно. Она расцеловала Палому, по-братски обняла Антонио и весело поздоровалась с его матерью.

Когда внимание Хуана де ла Россы и его дражайшей половины переключилось на других гостей, Палома предложила сестре отойти в сторонку.

– Прости, но мне надо встречать гостей! Я сегодня за хозяйку, у меня куча дел… – затараторила Мария Кончита.

Но Палома мягко прервала ее:

– Займешься гостями через несколько минут. Мне необходимо поговорить с тобой. Объясни мне, почему отец ведет себя так, будто только что узнал о моей помолвке с Антонио?

– Потому что так оно и есть, – сообщила Мария Кончита.

– Но ведь ты знала об этом еще тогда, на приеме и доме Ортуньо, – напомнила Палома. – Разве не так?

– Ну да. Но я ничего не сказала отцу, когда он звонил домой. Не хотела его огорчать заранее. Ты не знаешь, но он лелеял мечту выдать меня за Антонио и пришел в бешенство, когда я заявила, чтобы он и думать об этом не смел. А Антонио все-таки Торрес-Кеведо!

– Ну и что с того?

– Прекрати! Это очень известная в Мадриде фамилия. Ты просто не знаешь папу. Он жуткий сноб, а Пилар и того хуже… Прости, я должна бежать. Кто-то зовет меня.

И она умчалась, оставив Палому наедине с невеселыми думами. Итак, Хуан де ла Росса мечтал выдать за Антонио свою старшую дочь Марию Кончиту. Та отказалась. Глупая, упрямая девчонка, что с нее взять! И тут вдруг выясняется, что вторая его дочь, о которой он и не вспомнил ни разу за последние годы, занимает место, уготованное другой, любимой, носящей его фамилию. Конечно, Хуана де ла Росса это не могло не огорчить. Но если отбросить в сторону сантименты, разве не получал он то, к чему стремился, не становился тестем Антонио Торрес-Кеведо? Не этим ли объясняется всплеск отцовских чувств? – с тоской подумала Палома.