|
Вот и последнее судно отчалило от берега. На суше уже не оставалось более врагов. На этом судне стоял юноша, рослый, красивый, могучий и отважный. Одиссей, глядя на него, решил, что из всех ахеян это первый воин, так как он один долго удерживал врага, пока товарищи его спускали на воду судно и готовились отплыть. Теперь он стоял на корме судна и, увидев отблеск зарева горящих судов на золотых доспехах Скитальца и на золотом его шлеме, натянул свой лук и пустил стрелу, крикнув ей вслед: – Прими подарок, дух Париса, от Телегона, сына Цирцеи и Одиссея, врага Париса! Едва эти слова коснулись слуха Одиссея и Елены, как предназначенная богами стрела вонзилась в грудь Скитальца, поразив его насмерть. Тогда Одиссей понял, что судьба его совершилась и что смерть пришла к нему с воды, как то было предсказано. Обессилев, он выронил свой щит и черный лук, однако у героя осталось еще сил крикнуть: – О, Телегон, сын Цирцеи, какой грех совершил ты перед жестокими богами, чтобы такое тяжкое проклятие пало на твою голову? Ведь ты убил того, кто породил тебя! Слушай меня, сын Цирцеи! Я – не Парис, а Одиссей из Итаки, которому ты с воды послал смерть, как мне было предсказано. Телегон, услышав эти слова и узнав, что он убил своего отца, знаменитого и прославленного Одиссея, которого он искал по всему свету, от скорби хотел было броситься в реку и утопиться, но товарищи силой удержали его от этого. Так дано было Телегону богами увидеть отца своего в первый и последний раз в своей жизни и услышать голос его, тоже в первый и последний раз. Когда ахеяне узнали, что то был исчезнувший Одиссей, который предводительствовал войском Фараона против десяти народов, в том числе против них, то не стали более удивляться его искусству в деле войны и его мужеству в бою. Тем временем колесница царицы Мериамун, пустившейся в погоню за Еленой Аргивянкой, уже была близко. Утопая в крови убитых, по телам их неслась она к стенам неприятельского лагеря. Но и здесь ее встречали одни мертвецы, а вместо огней освещало поле сражения зарево догоравших кораблей ахеян. И воскликнула Мериамун: – Воистину Фараон поумнел перед смертью, так как только один человек в мире мог с таким малочисленным войском одержать такую громадную победу! Скиталец спас царство и корону Кеми, и она по праву должна принадлежать ему! Клянусь Озирисом! Теперь колесницы Мериамун въехали во внутренний двор укрепленного лагеря ахеян, и здесь воины Фараона приветствовали ее громкими криками. Между тем Скиталец умирал на берегу реки, озаренный заревом пожара догоравших кораблей. Елена склонялась над ним, а багрово красная звезда на ее груди роняла свой отблеск на чело умирающего героя. – Что значат эти крики? – спросил Одиссей, приподняв голову с груди Елены. – Они приветствуют царицу Мериамун! – ответил ему Реи. Мериамун, сойдя со своей колесницы, прошла сквозь ряд расступившихся перед нею солдат, склонявшихся перед ее царским величием, прошла к тому месту, где лежал умирающий Скиталец. Долго она стояла над ним в полном безмолвии. Наконец Одиссей поднял голову и проговорил слабым угасающим голосом: – Привет тебе, царица! Видишь, я исполнил поручение Фараона: страна Кеми свободна от врагов. Где Фараон, чтобы я мог отдать ему отчет во всем прежде, чем умру. – Фараон умер, Одиссей, – отвечала царица, – а ты живи, будь сам Фараоном! – Ах, царица Мериамун, я знаю все! Да, Фараон умер, умер от твоей руки, потому что ты желала овладеть мною, но мной овладела смерть. Тяжким гнетом ляжет на тебя кровь Фараона в той стране, куда я теперь иду и куда ты вскоре последуешь за мной. Ты хотела умертвить Елену, но злоба твоя оказалась бессильной против ее бессмертия. А я умираю, и вот конец всей этой любви и ненависти, борьбы и скитаний. Мериамун стояла молча; сердце ее надорвалось от горя, она забыла даже свой гнев на Реи и Елену. |
