Лазло никогда не видел торта, не то что пробовал, и как-то раз его даже высекли, когда он съел сбитые ветром яблоки, в которых червей оказалось больше, чем самого плода. Эти образы свободы и процветания околдовали мальчишку. Конечно, они отвлекали от духовного созерцания, но примерно так же, как вид падающей звезды отвлекает от боли в пустом желудке. Фантазиями и ознаменовались его первые догадки, что существует другой образ жизни, кроме того, который он знал. Лучше и слаще.

Улицы города, как говорил брат Сайрус, были выложены лазуритовой плиткой и содержались в идеальной чистоте, чтобы не испачкать длинные-предлинные волосы дам, тянущиеся за ними как рулон чернейшего шелка. Грациозные белые олени ходили по улицам наравне с горожанами, а в реке плавали рептилии размером с человека. Первые назывались спектралами, и их рога – спектралисы, или просто лисы, – ценились больше золота. Вторые же – свитягоры, из розовой крови коих изготавливали эликсир бессмертия. Жили там и равиды – огромные кошки с клыками, напоминающими косы; и птицы, которые пародировали человеческие голоса; и скорпионы, чей укус придавал сверхчеловеческую силу.

А еще там были тизерканские воины.

Они орудовали мечами под названием «хрештеки», и их лезвия были столь острыми, что могли отрезать от человека тень. В медных клетках на их поясах сидели скорпионы. Перед началом битвы тизерканцы просовывали через маленькое отверстие палец, чтобы их ужалили, и под действием яда становились непобедимыми.

– Думаете, что сможете одолеть меня? – бросил вызов своим садовым противникам Лазло.

– Нас сотня, – ответили они, – а ты всего один. Сам-то как думаешь?

– Думаю, что вам стоит прислушаться ко всем историям, которые вы слышали о тизерканцах, и вернуться домой!

Их смех напоминал скрип ветвей, и у Лазло не осталось иного выхода, кроме как сражаться. Он сунул палец в маленькую однобокую клетку из веток и бечевки, висящую на его веревочном поясе. Внутри был не скорпион, а всего лишь жук, окоченевший от мороза, но мальчик сцепил зубы от воображаемого укуса и ощутил, как могущество яда расцветает в его крови. А затем поднял мечи, развел руки буквой «V» и взревел.

Он прорычал имя города. Как гром, как лавина, подобно боевому кличу серафимов, которые прилетели на огненных крыльях и очистили мир от демонов. Враги запнулись. Уставились на него. Яд запел в его теле, и Лазло стал кем-то бóльшим, чем просто человек. Вихрем. Богом. Они пытались сопротивляться, но им не сравниться с его мощью. Клинки сверкнули молнией, и, одного за другим, он обезоружил всех врагов.

В разгаре игры его мечтания становились такими яркими, что проблески реальности могли сбить с толку. Если бы он посмотрел со стороны и увидел мальчика, рьяно накинувшегося на подмерзший папоротник, размахивая ветками, то с трудом бы признал в нем себя – столь глубоко он вжился в роль воина, который только что поразил сотню врагов и отправил их, едва плетущихся, домой. Наслаждаясь триумфом, Лазло откинул назад голову и испустил звук, похожий на…

…похожий на…

– Плач!

Мальчик замер в недоумении. Слово сорвалось с его уст словно проклятие, оставив послевкусие слез. Он вновь потянулся за названием города, как секунду назад, но… оно пропало. Лазло попытался еще раз – и опять обнаружил вместо него «Плач». То же чувство испытывают, когда протягивают руку за цветком, а в ней оказывается слизняк или мокрый носовой платок. Его разум взбунтовался. Но мальчик все равно не отчаивался, и каждый раз заканчивался хуже, чем предыдущий.