Прохладный, но не такой уж пасмурный вечер был полностью в их распоряжении.

— Мы можем посмотреть фильм, — предложил Мэттью, — в обычном кинотеатре.

— Да там смотреть–то нечего, — отозвался Teo. Он брезгливо вытащил из креманки розовый бумажный зонтик, который закрывал мороженое от лучей никому не видимого солнца, и принялся открывать и закрывать его крошечный складчатый купол.

Из кармана он извлек покрытый чернильными кляксами последний номер «L'Officiel des Spectacles» и бросил его Мэттью.

— Да ты сам посуди.

Teo имел обыкновение каждую неделю в среду утро как только появлялся свежий помер журнала, помечать корявой маленькой звездочкой все те картины, которые они уже видели. Трудно было найти страницу, на которой звездочки Teo не сливались бы в сплошную линию.

— В любом случае, — продолжил он, — мы успеваем только на четырехчасовой сеанс, и тогда мы опаздываем в Кинотеку.

Насмешливый голосок внезапно ворвался в их беседу:

— Да вы спятили!

Teo покраснел так, словно его перебил кто–то посторонний. Он буркнул:

— Что это на тебя вдруг накатило?

— Вы что, не понимаете, какими идиотами вы вы глядите? Вы оба. Вы не можете не понимать, что Кинотека закрыта. Закрыта. Ехать в Шайо сегодня вечером абсолютно бессмысленно, и вы оба это знаете. Если бы вы не были такими трусами, вы бы купили газету и сэкономили билет на метро.

— Во–первых, — парировал брат, — газета стоит дороже билета на метро. Во–вторых, это ты утверждала что Ланглуа восстановят в должности не позднее чем сегодня. И, в–третьих, я не помню, чтобы кто–то звал тебя пойти вместе с нами, да и сюда ты явилась без приглашения.

Выпалив эти многочисленные и веские доводы, он сполна расквитался с Изабель, и гнев его несколько умерился. Закончив, он откинулся в кресле и принялся снова играть с бумажным зонтиком.

Изабель перешла в контратаку:

— Я бы все равно пошла с вами. Просто чтобы посмотреть, какую ты скривишь рожу, когда увидишь, что решетка опущена. Вчера вечером ты так просовывал нос между прутьями, что я боялась, он у тебя там застрянет! Ты выглядел так, точно вот–вот заревешь. Мэттью, правда, он выглядел отвратительно? Тебе не стыдно было стоять рядом с ним? В жизни не видела более жалкого и постыдного зрелища! Очень жаль, что мой брат такое же ничтожество, как и все киноманы. Как Патриций. Как Жак. Такой же закоренелый неудачник.

Мэттью не отважился вставить ни слова. Он чувствовал себя еще более чужим в этой компании, чем обычно. Он молчал так же, как молчит одетый в пижаму малыш, стоя посреди ночи в обнимку с плюшевым медведем и прислушиваясь к оскорблениям, которые звучат за дверью родительской спальни и которые он не скоро забудет.

Teo тоже ничего не ответил нa тираду Изабель. Вместо этого он надавил на рычажок зонтика с такой яростью, что тот вывернулся наизнанку, как это бывает с настоящими зонтами в ветреный день.

— Итак, — изрек он наконец, — ты считаешь, что в Кинотеку идти не стоит?

— Напротив, очень даже стоит, — возразила Изабель. — Даже и речи не может быть, чтобы не сходить туда. Просто мне противно смотреть, как вы разводите нюни над программой, словно два последних сопляка.

— Так что ты предлагаешь?

— Что я предлагаю? — сказала она, блистательно подражая Петеру Лорре. — А вот что…

И тут она склонилась над столиком и перешла на шепот, словно в сцене из боевика, когда главный негодяй начинает излагать сообщникам план установления мирового господства.

Вот что предложила Изабель.