Взрослые и дети захлопали в ладоши, но когда поднялась Мира, снова стало тихо.

— Господин Фабер, и я тоже, — заговорила она, — благодарим всех детей и взрослых так сильно, как это только возможно — всех вместе и каждого по отдельности! Когда-то в резервации в Небраске жило маленькое индейское племя. И вот у этого племени была религия, которая исчерпывалась одним предложением… — Теперь все смотрели на Миру, которая медленно продолжала. — …Когда умирает человек, он встречается с Существом — в это индейцы твердо верили — которое спрашивает его: «Сколько людей были счастливы оттого, что ты жил?» Если это Существо есть на самом деле — а почему бы ему не существовать — и оно однажды спросит вас, всех вас, с кем познакомился здесь Горан, господин Фабер и я, и всех тех, с кем мы не познакомились, но они тоже живут здесь — как пациенты или как люди, которые стараются вылечить их, так вот, этому Существу понадобится по крайней мере год, чтобы выслушать весь ответ до конца, потому что каждый из вас… Я думаю, мне не надо продолжать. Спасибо!

Мира села, а профессор Альдерманн подошел к ней, обнял и сказал:

— Это было замечательно, и мы благодарим вас, фрау Мазин! Вы сами, господин Фабер и Горан тоже задержат это Существо не меньше, чем на год… Ах да, вот еще что: вы знаете историю Робина Зигриста. Так вот, позавчера мы смогли его прооперировать. Опухоль удалось полностью удалить. И его мать совершенно примирилась с нами. — И тогда все дети и взрослые захлопали, а Альдерманн подошел и пожал руку Фаберу и обнял Горана. Потом дети снова беспорядочно заговорили, стали кричать, смеяться, и праздник продолжался.

15

Следующий день был воскресеньем.

Фабер приготовил завтрак. В воскресенье Людмилла не приходила. Около десяти Фабер вызвал такси, которое должно было отвезти Миру к Горану.

13 ноября в Вену приезжал американский сценарист Дэвид Лестер.

— Если самолет приземлился вовремя, то уже в девять он должен быть в Вене, — заметил Фабер. — Я попросил, чтобы он позвонил мне по телефону.

— Когда ты с ним встречаешься? — спросила Мира, которая вместе с Фабером шагала через осенний сад к воротам, перед которыми уже ожидало такси.

— Это наверняка будет уже сегодня. На завтрашний вечер я заказал три билета в Академический театр. Будут играть «Гольдбергские вариации» Джорджа Табори. Они великолепны. После концерта я заказал столик в «Маэстэт» — ресторане отеля «Империал». — Внезапно он остановился, и в одно мгновение на лице отразилось состояние глубокой подавленности.

— Что такое? — спросила Мира. — Что с тобой?

— Страх, — тихо ответил он.

— Страх?

Он кивнул.

— Но перед чем? Роберт! Перед чем?

— Прежде всего перед тем, что нас теперь ожидает, что нам предстоит.

— Я не понимаю, — проговорила Мира. — Все ведь так хорошо, нам выпало столько счастья.

— Столько счастья, вот именно. Слишком много счастья! Как дела пойдут дальше? Горан действительно поправится? Долго ли мы оба еще проживем? Я снова могу писать. Я действительно это могу? Написать хорошую книгу? Только через два года, как минимум, это станет ясно — не раньше. Через два года! Что может случиться за эти два года, Мира? Эти молодые люди действительно смогут сделать все лучше, чем мы? Мир… Сможем ли мы жить в мире? Или снова будет война? Новые беды и новые несчастья? Сколько несчастий ожидает нас после стольких счастливых событий? Какой жизнь будет через два года, каким будет весь мир… для нас… для всех? Никто этого не знает…

Мира долго молча смотрела на него.