Тетушка сердито схватила Энни за руку.

— Посмотри на себя! Ты можешь простудиться. Сейчас же переоденься и положи пальто в сушильный шкаф, пока я приготовлю тебе чай.

Спустившись в чистом платьице, Энни увидела, как Пит, которому исполнилось восемнадцать месяцев, радостно играет деревянными кубиками. Мельком взглянув на мать, она удивилась, увидев, что ее щеки покрылись румянцем. Дот вошла в комнату с чашкой горячего чая.

— Сними мокрые туфли и положи их на камин, — крикнула она. — И я желаю получить ответ: где ты была и где сейчас твоя сестра?

— Я гуляла, а Мари пошла в Норт-парк.

— Неужели?! — с сарказмом воскликнула Дот. — Я не назвала бы сегодняшнюю погоду приятной для прогулок. А уж что касается парка… — Она лишь покачала головой, всем своим видом давая понять, что все это находится за гранью ее понимания.

Энни беспокойно переступала с ноги на ногу, чувствуя себя крайне неловко.

— Ты хоть знаешь, что сегодня за день? — спросила Дот.

— Вторник, — ответила Энни и добавила: — Семнадцатое ноября. — Девочка вспомнила, как в тот момент, когда сестра Клемент написала дату на доске, она вдруг подумала, что с этим днем связано какое-то событие.

— Правильно, день рождения Мари! — Дот перевела взгляд на сгорбленную женщину, сидящую в углу. — Я пришла с тортом и подарками, полагая, что меня ждет праздничный ужин, и что же я вижу? Ты забыла об этом! Забыла о дне рождения собственной дочери! Мало того, в доме нет ни крошки.

Это было сказано с таким сарказмом, что Энни поморщилась. Почему-то она испытывала чувство вины. Ее собственный день рождения был в октябре. Он пришелся на воскресенье, и они ходили к Дот на ужин.

Мама ничего не ответила, лишь покачала головой. Дот, широко шагая по комнате, продолжала:

— И что хуже всего, девочек нет дома, а ты сидишь здесь в этом чертовом халате и даже не волнуешься, ты, эгоистичная корова!

Энни ахнула. Голова матери закачалась еще быстрей, она закатила глаза и застонала. Дот, наклонившись, ударила ее по лицу.

— Даже не пытайся испробовать на мне свои штучки, Роза, — сказала тетушка низким, скрипучим голосом. — Ты много лет меня обманывала, но теперь хватит. Ты одурачила нашего Кена. И если он, как последний идиот, позволил себя провести, то теперь это не сойдет тебе с рук. Я люблю Энни и Мари, как своих детей, и если ты не будешь следить за ними как следует, я заберу их у тебя. Ты слышишь меня?

К удивлению Энни, мать перестала мотать головой и кивнула. Ее губы зашевелились, словно она пыталась что-то сказать, но в это время в комнату, подпрыгивая, вошла Мари. Несмотря на то что в ее туфлях хлюпала вода и она промокла до нитки и была вся перепачкана в грязи, девочка с дерзким видом улыбнулась Дот. Однако улыбка сошла с ее лица, как только Дот бесцеремонно принялась снимать с нее обувь и приказала Мари подниматься наверх, чтобы переодеться.

Затем Дот повернулась к Розе и уже более мягким голосом сказала:

— Так больше не может продолжаться, Роза. То, что малышки слоняются по улице, неправильно. Одному Богу известно, в какую беду они могут попасть. Впредь я попрошу Алана стоять у школьных ворот до тех пор, пока он не убедится, что они пошли домой.

Бедный Алан, подумала Энни. Дот неуклюже опустилась на колени и схватила Розу за руки.

— Я знаю, что наш Кен сделал в ту ночь, милая, однако его уже давно пора простить и забыть обо всем, хотя бы ради девочек.

При этих словах лицо Розы сделалось напряженным, и она отвернулась, как раз в тот момент, когда, сбежав по лестнице, появилась Мари.