— Ну и воображение у тебя! — сказала Энни. — А по-моему, Траверсы были просто одинокими людьми, которые умерли почти одновременно, с разницей всего лишь в несколько дней.

— Они наверняка жили воспоминаниями, Энни. Мне была бы приятна мысль о том, что мой муж отправится на небеса сразу после моей кончины, потому что не сможет жить без меня. Хотя Эрик, вероятнее всего, лишь громко рассмеялся бы и уже через неделю женился снова.

— В ваших отношениях что-нибудь изменилось в лучшую сторону?

— Между нами уже ничего и никогда не изменится в лучшую сторону. Прошлой ночью у нас была самая ужасная ссора из всех, что когда-либо случались. Мне кажется, Эрик мог бы попросту убить меня, не появись вовремя его мать. И во всем виновата только я сама. Он сказал мне, что я больна, потому что не в состоянии стать матерью, а я ответила, что ему явно не хватает мужественности, раз он не может подарить мне ребенка.

— И почему же ты считаешь виноватой себя? Это просто какой-то детский лепет, ведь он же первый начал.

Был понедельник. Сильвия ходила за Энни по пятам, в то время как та меняла постельное белье. Грязные простыни и наволочки грудой лежали прямо на лестничной площадке, ожидая стирки. Неделю назад Сара снова приступила к занятиям в школе, а Дэниел пошел в садик.

— Я знаю, что мужчины не выносят, когда женщины пренебрежительно отзываются об их сексуальных способностях. Можно сказать, что от них воняет потом, что у них косые глаза или же бородавки на попе, им наплевать, но когда оскорбляют их мужское достоинство, они готовы выйти из себя. А разве Лаури не такой?

— Не имею ни малейшего понятия, Сил. Мне бы и в голову не пришло оскорблять его мужское достоинство.

Энни вошла в их с Лаури спальню и сняла постельное белье с большой кровати, на которой она спала в общей сложности почти девять лет.

Сильвия вдруг произнесла:

— Энни, почему ты никогда не рассказывала мне о своей сексуальной жизни?

— По-моему, это очень личная тема.

— Но я рассказываю тебе обо всем, что происходит между мной и Эриком.

— Это твое дело, — сухо сказала Энни. — Ты рассказываешь, потому что хочешь этого, а не потому, что я тебя прошу.

— Иногда можно подумать, что ты просто мисс Золушка, Энни Менин. — Сильвия села за туалетный столик, открыла шкатулку подруги и стала примерять сережки.

— Наша Мари частенько называла меня так.

Забыв о кроватях, Энни открыла дверцу платяного шкафа.

— Что мне взять из одежды в Лондон? Я уезжаю в пятницу.

Одна из женщин, вместе с которой Мари делила кров, как раз должна была на время уехать, и Энни могла занять ее комнату.

— Даже не спрашивай меня. Я бы не надела ничего из содержимого твоего гардероба.

— Большое спасибо, — резко сказала Энни.

Она перебрала все свои платья. Они действительно нагоняли тоску.

— Смотри-ка, а вот кулон в виде орхидеи, который я много лет назад купила тебе в магазине «Джордж Генри Ли». Жаль, что он потускнел.

— Эта вещица стоила девять шиллингов одиннадцать пенсов.

— Интересно, а что сталось с кулончиком в форме розы, который ты купила для мамы?

— Понятия не имею. Возможно, он так и остался у нее на шее, когда ее похоронили. Она никогда его не снимала. — Энни внезапно села на диван.

— Мне так жаль, Энни.