— Летнем домике? О, вы имеете в виду беседку! — Энни пыталась одним глазом смотреть на посетителей, а другим — в телевизор.
— Вы не против, если мы еще раз поднимемся наверх?
— Ну разумеется, нет. Осматривайте все, что хотите. В конце концов, покупая дом…
Казалось, она совсем забыла, что хотела сказать, так как в данный момент на экране телевизора показывали, как миссис Тэтчер покидает Даунинг-стрит. Теперь камеры сфокусировались на переполненных скамьях палаты общин, где атмосфера была накалена до предела.
Мистер и миссис Лофтус спустились обратно.
— Нам очень нравится ваш дом.
Мистер Лофтус потер руки. Он выглядел довольным, как человек, который уже давно занимается поиском подходящих вариантов и наконец-то нашел то, что искал.
— И долго вы здесь живете?
— Почти тридцать лет.
Миссис Лофтус внимательно смотрела на малышей. Казалось, ей очень хотелось взять их на руки.
— А как их зовут?
— Это Энди, а это Роб.
— У них такой же цвет волос, как и у вас, но в остальном они не очень-то похожи на маму.
— Они копия своего отца. Им почти три годика, — добавила Энни, предвосхищая следующий вопрос женщины.
Мистер Лофтус ходил по комнате, засунув руки в карманы, словно уже чувствовал себя здесь полноправным хозяином.
— Честно говоря, я удивлен, что вы решили продать это жилище.
— Тридцать лет — слишком долгий срок, чтобы жить в одном и том же доме. Мы перебираемся в Сефтон-парк, поближе к моей дочери.
Два года назад Сара открыла детский сад прямо у себя на дому. Теперь, когда Анна-Мари была подготовлена к школе, а Сара хотела закончить обучение в ливерпульском университете, Энни заступит на должность воспитательницы этой детской группы и, когда надо, будет присматривать за внучатами. А когда-нибудь в будущем она и сама планировала воспользоваться университетским дипломом.
До миссис Лофтус наконец дошло то, что происходило на экране телевизора.
— Она подала в отставку, не так ли? Думаю, это конец целой эпохи. — Они стояли, наблюдая за тем, как миссис Тэтчер садится на свое место в палате общин. Затем миссис Лофтус, пожав плечами, сказала: — Пожалуй, нам пора уходить, дорогой.
Мужчина обратился к Энни:
— Мы незамедлительно отправимся к агенту по недвижимости. Мы определенно намерены купить ваш дом. — Они обменялись рукопожатием. — Ну что ж, до свидания, миссис… Извините, запамятовал, как вас зовут.
— Кэмпбелл, — сказала Энни. — Миссис Кэмпбелл.
Это было представление, полное пренебрежения и ничем не прикрытой спеси. На задних рядах с поникшими от стыда головами сидели политики, которые фактически предали своего лидера. Энни еще никогда не доводилось быть свидетельницей столь драматической и эмоциональной сцены.
Миссис Тэтчер покинула палату общин, и тут затрещал телефон. Вероятно, звонил агент по недвижимости, чтобы сообщить, что дом продан.
— Энни! — раздался голос Дот, доносившийся словно из подземелья. — Ты видела ее, милая? О, как же эта восхитительная старушка вела себя в конце! Да она стоит двадцати мужчин, которые проголосовали против нее. Господи, ну почему она не стала социалисткой?
Ее голос ослабел, и трубку взял дядюшка Берт.
— Дот наконец счастлива, милая. Ну а теперь я вынужден прервать наш разговор и позаботиться о ней.
Энни медленно положила трубку на рычаг, понимая, что, возможно, говорила с тетушкой Дот в последний раз.
Дот Галлахер умерла за минуту по полуночи, в конце концов дождавшись исполнения своей мечты. |