Изменить размер шрифта - +
Демоница, видя решительность, мою лишь заботилась о насыщении утробы боле ничем не искушала безропотно и по своей воле выполняя уроки кои в монастырях исполняют послушники, а в миру — честные жены. Может в том и состояло искушение — смутить душу мою и усыпить прозрение, ибо перед таким смирением, а ведь известно что павший гордец и таковы (тоже) последовавшие за ним, усомнился я, кого видят глаза мои — порождение исконного зла, али плод противоестественного союза человека и зверя.

Дана ли такому монстру душа и чья она будет? Может ли быть спасена или удел ее прах… Господи, укрепи веру мою в сомнениях. В разуме же, хитроумия великого и лености не меньшей сомнений (моих) в том не было, ибо придумки ея для облегчения трудов телесных неохватны мыслью. Знакомо ей и упорство в труде (жаль) лишь цель его не души спасенье, а избавление от будущих (трудов). Денно и нощно молил господа о просветлении, но грехи мои закрыли мне взор. Знаков было дано много — не корчило ея ни от слова писания святого, ни от вида креста спасения и вод освященных, но и склонности сердечной к вере или жажды спасения даже зверям бессловесным она не проявляла — спокойно наблюдала вознесение литургии либо проповедь Слова Божьего, возвращаясь после к хлопотам суетным.

Бессловесность ея смущала дух мой, ибо на все скромные знания языков Вавилона людского не увидал понимания. Не пыталась (она) повторять за мной слова мои хоть это могут и птицы небесные, разумом не благословлённые. Но желания свои напротив выражала указанием перстами и звуками нераздельными, воем и рыком. Помыслил я уродство закрыло (путь?) к речи, но слуха она не лишена и остер он вельми. А может просто всемогущий боже, по мольбе моей, запечатал усты ея дабы не дать погубить душу мою?

Зрил я влечение ее к книгам Слова божьего, но как дитя (в них) влекли лишь картинки, хоть и таила деяния свои, но видно (было) где книгу открывали. А после заметил новину, раздобыв неведомо где камень мной не виданный, резцом своим творила она из него распятие. Взволновался дух мой, но таилась она, и узрел я результат в конце лишь, когда она со всем смирением предала в руки мои для освящения.

Страх великий сковал члены мои, искусство камнереза было велико и, несомненно, достойно базилики, но не оно заставило трепетать сердце подобно птице в силках. В образе были нарушены все каноны коих принято придерживаться при изображении Распятия, но именно этот отход и заставлял разом поверить в правдивость увиденного. Узри я такую работу и не ведая кто ее сделал, сказал бы — мастер-резчик сам видел повешенье на столбе или в момент работы было ему такое Откровение, а зная — пребываю в смущении духа и скорби, полагая возможным оба пояснения и возможными, и абсурдными разом.

Во время освящения удостоились мы Чуда господня, едва начал возносить Хвалу Господу как отворились раны на образе повергнув меня в трепет, ибо и тут кровь на стигмах и ранах Христа была не алой как ее изображают личники в жизни настоящей крови не видавшие, запекшейся — красно-черной. И шел от них запах не мира и ладана, а настоящий дух свернувшейся на солнце крови. Знаком он мне, хоть и отринул я это знание вместе с миром. Вот и демоница не оставшись равнодушной к явленому очевидно не веруя в явленное попыталась подобно Фоме «вложить персты». Смутился разум мой и гнев застлал глаза, забыл я кто рядом со мной, и попытался воспрепятствовать слабыми силами своими не допустить чтобы зверь коснулся освященного. За что был немедля повергнут на землю силой великой и коснулись икла жилы жизни моей.

Но не допустил Господь лютой смерти моей. Да по здравому розмыслу должен сказать — не желала смерти моей и она, ибо не пыталась даже нанести вред, а лишь показала силу свою неразумному, дабы смирился он и принял кару как должно. После чего сорвав с меня облачения погрузила она меня в воды Халидже-Фарс где трепала меня как треплет, бывает, добытых крыс.

Быстрый переход