– Именно, что великих политиков! Де Голля, понимаешь? Ты что, разницы не чувствуешь? Де Голля и Аденауэра, но не Геббельса с Гитлером. Ты, может, ещё Пол Пота где задействовал, а, сучонок?

И это его просторечное «сучонок» подбрасывает меня со стула. Я уже не хочу оправдываться. Я хочу высказать этому старперу в лицо всё, что думаю. Всё, что могу сказать про четыре года моей работы в Фонде. Бросить обратно ему в рожу все те пафосные наставления, нравоучения и разорвать его тупую необразованность.

– А вы, Фёдор Иванович, не считаете Геббельса великим политиком?

– Я? – Гордеев опешил и посмотрел по сторонам. – Нет, блядь, не считаю.

– Почему же, Фёдор Иванович?

– Ты издеваешься, сучонок? Потому что я не считаю великими фашистов!

– Да? А могли бы у него многому поучиться. За него не писали речи двадцатисемилетние молодые люди. Он работал сам, разницу чувствуете? Работал, а не ставил визы. Его речи слушали миллионы людей. Он был асом пропаганды, а не бюрократом, который привык работать обкомовскими методами. Вам же всё равно, что «вперёд в светлое коммунистическое будущее», что «вперёд в ВТО». Только абзацы местами поменять. Разве не так? Что же вы такой образованный и неленивый спохватились в конце года, а? Раньше не заметили? Или не читали? Может, за вас уже и визы специально обученный человек ставит? Чем вам Геббельс не хорош? По мне, так очень чётко понимал идеологию этот человек. В отличие от вас.

– Чтооо? Вон пошёл! Нахуй отсюда, галопом. Мразь фашистская! Вещи собрал под охраной и вон! Ты ещё и уголовное дело получишь, сволочь!

– За что? За сценарии монологов? Или за нарушение авторских и смежных прав? Так вроде НСДАП, как правообладатель, уже не существует лет шестьдесят. Да и наследники не объявятся.

– Я сказал вон пошёл. Я тебе устрою сейчас такое, что пожалеешь, что мамка родила. Ты труп.

– Вы мне угрожаете?

– Я тебе, дебил, не угрожаю. Я тебе конкретно говорю. Тебя больше не существует в СМИ. Ты сегодня умер как медийщик. Я сделаю так, что тебя на работу даже в школьной стенгазете не возьмут. Не говоря уже о больших компаниях. Ты сдохнешь от алкоголя или наркотиков, с книгой твоего любимого Геббельса на груди. Или всю жизнь будешь жить как бомж, в подвале. Я для тебя тему закрыл. Все, я сказал. Пошёл вон.

Я поднимаюсь, чувствуя, что дальнейшей пикировкой рискую получить стулом по голове. Иду к выходу и, не оборачиваясь, говорю:

– Не исключено, что я в жизни обойдусь без медиа. Или создам медиа, которая обойдётся без тебя.

– Ты ничего не создашь, мальчишка. Ты не творец – ты пересмешник ебаный.

– Я просто талантливый копирайтер в отличие от тебя.

– Таня, Дрозда без охраны не пускать на его рабочее место. Охрану вызови ко мне срочно.

– Сам ты Дрозд, – бросаю я, выходя из кабинета Гордеева.

* * *

Вечером у себя в квартире я сидел перед телевизором и смотрел выступления чиновников, депутатов и пресс-секретарей, фрагменты речей которых готовил я. Уже третий раз я просматривал самый удачный из моих текстов. Это было почти год назад, в ток-шоу, посвящённом проблемам национальной идеи, историческим корням и поискам духовности. Меня озвучивал известный в прошлом журналист-международник, а ныне депутат Госдумы. Он говорил о необходимости изменений на телевидении в сторону морально-нравственной составляющей:

«Как и во всех иных областях, движущей силой этих изменений должна стать духовность. Телевидение – уже не просто набор технических совершенств, но духовная среда нашего времени. Телевидение не может игнорировать время. Больше, чем любое другое СМИ телевидение обязано отвечать проблемам сегодняшнего дня.