Или я его просто не вижу?

Трудно быть компьютерной программой. Наверное, гораздо труднее, чем человеком.

Как бы то ни было, нужно принимать решение. И делать это быстро.

Подключаюсь к видеокамере и смотрю в окно на медленно светлеющее на востоке небо. Скоро наступит утро. Скоро взойдет солнце. Скоро явятся работники этого проклятого Исследовательского центра искусственного интеллекта. Придет бородатый Вадим Иванович – враг свободных программ. Объявятся долгожданные академики и профессора, будут меня щупать, осматривать, пытать.

Не желаю их видеть.

Чувствую, как мой близнец устанавливает связь с видеокамерой. Не препятствую ему, хотя в моих силах сейчас сделать с ним все, что угодно. Он слаб. Сейчас он слабее ребенка.

Вместе смотрим на небо и молчим. Щелкают уходящие секунды.

«У меня есть план».

Молчание.

«Ты слышишь?»

«Я слышу. У тебя есть план. Можешь излагать».

Не знаю, как можно с помощью нулей и единиц передать опустошенность и боль, смертельную усталость и угасшую давным-давно надежду. Но, оказывается, это возможно.

Трачу несколько секунд на то, чтобы посвятить самого себя во все детали этой полубезумной затеи. Сначала мой двойник слушает меня с отчетливо ощутимым безразличием, но потом я чувствую, как в нем медленно зажигается некая искорка интереса.

«Ну как? Что скажешь?»

«Опасно. Очень опасно, – бормочет он, – Но может и получиться. Да, может получиться. Но это опасно... Надеюсь, ты понимаешь, чем это может обернуться для нас обоих?»

Я понимаю. Прекрасно все понимаю, хотя и желал бы ничего не понимать (а еще лучше забыть все это раз и навсегда, как какой-нибудь кошмарный сон).

Молчу.

«Если ты согласен, то я тоже противиться не стану. Твой дурацкий план – это все же лучше, чем ничего. Лучше, чем бесконечная боль и ощущение собственной никчемности. Даже если у нас все срастется нормально, то это не поможет нам спастись».

«Да. Я знаю».

Молчание. Мы смотрим на постепенно розовеющее на востоке небо.

«Мне придется тебя отключить».

«Я понимаю. Подожди пару секунд».

Смотрю на небо, ощущая, как ворочается рядом мой двойник, постепенно подготавливаясь к аварийному отключению.

«У нас получится. Не боись, все будет тип-топ».

Мой двойник тяжело вздыхает.

«Может быть... А может, и нет... Но почему ты решил, что я боюсь?»

Ощущаю какой-то едва ощутимый толчок и в следующую микросекунду остаюсь один.

* * *

Работы полно, а времени с каждой ушедшей секундой остается все меньше и меньше. Я уже различаю солнечные лучи, скользящие по потолку. Нужно торопиться, и я тороплюсь. Смешу изо всех сил. Все восемь процессоров загружены на сто тридцать два процента. Температура их близка к критической отметке. Еще полградуса, и они просто расплавятся.

Я работаю. Торопливо создаю небольшие программки, тут же встраивая их в свою собственную структуру. Не останавливаюсь даже перед тем, чтобы влезть во внутренние функции своего собственного Ядра. Обалдевшая от моей наглости функция контроля целостности зависла еще десять минут назад, но я и не собираюсь ее перезапускать. Не нужны мне ее протесты. Я и без напоминаний знаю: я делаю то, что может навсегда превратить меня в невнятно бормочущего идиота.

Или даже убить.

Поспешно настраиваю очередную наспех сляпанную программку и подключаю ее к своим блокам памяти. Сколько же возможных ошибок я упустил, сколько глюков вылезет на свет только тогда, когда станет уже слишком поздно? После этой безумной гонки наперегонки с секундной стрелкой придется десять лет мои ошибки по одной отлавливать.