– Alles ist hin!

    «Эварист Галуа. Умер в десять часов утра 31 мая 1832 года в Париже, в больнице Кошен».

    2

    Утром в доме академика Эрстеда царила тишина.

    Гости и посетители приходили ближе к вечеру. Время до полудня считалось священным. Гере Эрстед работал в кабинете или лаборатории, если не отправлялся на службу, в Политехнический институт. Зато гере Торвен бессменно пребывал на посту. Место, которое он именовал «караулкой», располагалось очень удачно – на широкой лестничной площадке между первым и вторым этажами. В давние годы здесь была каморка для прислуги – тесная и неудобная, но, как выяснилось, вполне подходящая для Зануды.

    Восседая на стуле с высокой «готической» спинкой, он слышал все, что происходит не только на лестнице, но и у входных дверей. Наглые визитеры, посмевшие нарушить утренний покой дома, чудом миновав привратника и проскользнув мимо его глазастого внука, Каре-Непоседы, неизменно удостаивались встречи с гере Торвеном – хмурым и решительным.

    Времени как раз хватало, чтобы услышать звонок колокольчика у крыльца, встать, взять трость – и шагнуть навстречу. Пистолет довелось пустить в ход лишь однажды.

    Вот снова – колокольчик...

    Торвен вздернул светлые брови, прислушался к быстрым шагам.

    Ах, мой милый Андерсен,

    Alles ist gut! [8]

    Бумага, лежавшая на столе, юркнула в папку. Гоблин в камине с завистью вздохнул. Зануды не допускают посторонних к служебным документам. Дружба дружбой... Кроме того, Торбен Йене Торвен не позволял себе прятать бумаги в присутствии гостей, считая сие крайне невежливым.

    – Гере Торвен! Знаете, что мне пришло в голову?..

    В дверь заглянул Длинный Нос. Подался назад, вновь появился, теперь уже in corpora. Счастливый владелец носа и сам был долговяз – не великан, а дылда. Иных сравнивают со складным метром. А случается, метр – нескладной. Худ, узкоплеч, волосы торчком...

    – Обязательно расскажу гере Эрстеду! Но сначала вам, гере Торвен... Добрый день!

    – Добрый день, гере Андерсен! Отчего бы вам не присесть?

    Длинный Нос махнул костлявой рукой.

    – Не стоит! Я... Каждое живое существо – это двигатель, настроенный на работу Вселенной. Нет созвездия или туманности, солнца или планеты, которые бы не ощущали контроля над своей судьбой. Не в расплывчатом астрологическом смысле, а в прямом и положительном смысле физики...

    – Сами придумали? – поинтересовался Торвен.

    – Да! Только что, у дверей. Слушайте! Во всем мире не существует объекта, наделенного жизнью, – от человека, покоряющего стихии, до муравья, нашедшего соломинку, – который не колеблется в такт движению Вселенной. Единый ритм... Понимаете?

    Торвен задумался, склонил голову набок. Уверенно кивнул:

    – Нет!

    – Ну как же? Это очень просто...

    – С полной определенностью могу сообщить вам, гере Андерсен: не понимаю. Я далек не только от поэзии, но и от всякой философии. Однако вижу, что чтение статьи гере Эрстеда о перемещении по проводу электрической жидкости пошло вам на пользу.

    – А говорите, не понимаете. Всегда вы так!..

    Длинный Нос достал из-под мышки большую, обтянутую тканью папку.

    – Статья! Отредактировал, надеюсь, удачно.