|
Самолет принадлежал мексиканским авиалиниям. Я попыталась прийти в себя — да о чем ты, черт побери, все думаешь! — но было уже поздно. Язаки и я летели в Мексику, в сторону полуострова Юкатан. На мне было летнее платье из каннабиса, на ногах кожаные сандалии на пробковой подошве. На Язаки — шелковая рубашка с закатанными рукавами, хлопчатобумажные шорты, кремовые полуботинки. Мы летим к ацтекам. «Вы первый раз летите в Канкун?» — спрашивает меня Язаки, глядя поверх черных очков. «Да, конечно», — отвечаю я. Да что же со мной творится? Я возбуждена, словно школьница на экскурсии. Мне кажется, что отныне мне наплевать на всех — отца, мать, друзей… Но почему в Канкун? Это ведь Джонсон хотел посмотреть на индейские города? Я проливаю шампанское, оно оставляет небольшое пятнышко на моем желтом платье, и чувствую, как краснею. Я принимаюсь лихорадочно тереть пятно влажной салфеткой, и жидкость холодит мое бедро. Язаки смотрит на меня. «Ты не забыла, о чем рассказывал Джонсон?» — говорит его взгляд. Горящая головня! То, что вставляли пленникам в зад. Почему я вся мокрая? Высокие башни из черепов казненных кажутся колышущимися на ветру. «Не обольщайся насчет Канкуна!» Голос Язаки нежен и мягок. Язаки смакует свой бокал шампанского, и я вижу, как напрягается его горло, пропуская жидкость внутрь. Я впервые слышу, чтобы он говорил со мной таким голосом. Ощущения — ну прямо курорт. Вот только еда не особенно хороша. Я мокну все больше и больше, хотя до меня никто даже не дотрагивается. Это меня очень беспокоит. Я чувствую, как затекает на бедра, просачивается на кожу. Но что же могло так возбудить меня? Я всего лишь подумала о «конкорде»… А до этого Язаки рассказывал про Джонсона, и я следила за ним, как он пьет «Шато Мутон». Вот и все… И ведь ничего больше не происходило! Честное слово, я и не думала о том, что хотела бы переспать с Язаки. Мои желания всегда просты. Дело не в том, что у меня никогда раньше не случалось такого внезапного сексуального возбуждения, но я никогда не обмачивалась так сильно…
Я принялась судорожно озираться по сторонам, но это ни к чему не привело. Я и так уже прекрасно изучила всю обстановку, однако другого ничего не оставалось. В конце концов мне в руки попался стакан. Я изо всех сил старалась напустить на себя не принужденный вид, что-то вроде «спасибо-что-ответили-на-мои-вопросы-но-мнекажется-уже-пора». И в сотый, наверно, раз стала рассматривать эту комнату. Квартира люкс-класса, таких много в этом районе. Мраморный столик, кожаное, возможно итальянское, кресло, рассеянное освещение… Так, минуточку! А не подсыпал ли Язаки мне в вино какого-нибудь наркотика? От меня уже начал исходить характерный запах. Причем сильный. Ни один мужчина не довел бы меня до размышлений на подобную тему, правда, это не означает, что я так уж чрезмерно чувствительна к собственному запаху, но все мужчины, с которыми я общалась до сего момента, были настоящими джентльменами Ацтеки! А что по этому поводу? Тебя так возбудила история про пленника, которого сажают на горящую головню? Ну, я уж не такая невинная и неприступная. Но почему же с того самого момента, как я увидела нас с Язаки сидящими в мексиканском самолете, я не могу отделаться от этой картины? Я совершенно не способна изгнать это видение… «Действительно, этот берег, застроенный отелями, самый красивый в мире, как утверждают местные жители». Я сижу в кресле люкс-класса компании «Мексикана» и говорю это Язаки. Он совсем не надушен, я ощущаю только его собственный запах. Язаки усадил меня у самого иллюминатора, чтобы я имела возможность любоваться пейзажем. Мое место «ЗА», Язаки сидит напротив, в кресле «3С». Я уже успела полюбить аромат его тела. Правда, он все время перебивается амбре, которое испускают подмышки стюардессы, той самой, с матовой кожей. |
