На осмотр ушло минут десять; затем я открыл багажник и проверил его, но ничего подозрительного не нашел. Чуть скрипнул капот двигателя из-за не совсем исправной пружины, и я стоял, прислушиваясь, минуты три. Потом я осветил двигатель, проверил, нет ли в нем свежей проводки, незнакомых деталей и посторонних запахов, но опять ничего не обнаружил.

Я вновь постоял, не двигаясь и пытаясь успокоиться. Боль в колене продолжала пульсировать, но тик несколько затих. У меня мелькнула мысль ничего больше не проверять, сесть в машину и, надеясь на везение, выскочить из гаража на большой скорости. Однако привычка никогда слепо не рисковать подействовала, и я вновь взялся за осмотр – проверил, нет ли новой проводки за приборным щитком и позади переключателей фар. Опять ничего.

Я все же заставил себя продолжить осмотр, так как вспомнил об одном похожем случае. Луч фонарика пробежал по бетонному полу, освещая потемневшие от давности маленькие осколки камней и потускневшую медную клемму свечи зажигания типа “Бош”.

Я опустился на пол, подполз под машину и, наконец, нашел то, что искал!

23. Окончание донесения

Тонкий, как игла, луч образовал кружок света на пластмассовой оболочке изящного прямоугольника размером шесть на три, то есть величиной с небольшой карманный фонарь. Эта вещица была сделана в Японии, и я видел нечто похожее в 1959 году во французской контрразведке. Тогда речь шла о том, что третьего марта в 9.15 утра на Гюйолеттштрассе во Франкфурте тем же методом и такой же изящной “безделушкой” неонацисты взорвали французского разведчика Пушера в машине, и потом собрать ничего не удалось.

Сейчас передо мной опять была такая “игрушка” – маленькая, компактная, прекрасно сделанная, обладающая огромной разрушительной силой.

Я ожидал найти нечто похожее (и, собственно говоря, именно это я искал) после того, как у меня мелькнула мысль о том, что нацисты скрылись из гостиницы, словно здесь вот-вот должна разорваться бомба.

Я лежал на бетонном полу, и у меня начала мерзнуть спина, но не торопился выбираться из-под машины и размышлял. Октобер считал себя человеческой счетно-решающей машиной, и только у него могла возникнуть такая мысль, поскольку людям он вообще не доверял. Он учел даже такую, казалось бы. маловероятную возможность, что, делая последнюю отчаянную попытку оторваться от слежки, я могу незаметно добраться до своей машины. Он распорядился убить меня, если я до рассвета не свяжусь со своей разведкой. И тут же, на тот почти невероятный случай, что я все же ускользну от его подручных, Октобер обеспечил мою гибель.

Теперь работать влажными руками было очень опасно, и я тщательно вытер их о костюм, прежде чем снять бомбу, поставленную на кончик выхлопной трубы. Расчет нацистов был прост: уже через несколько минут езды от вибрации трубы бомба свалится и ударится о землю. Даже при самой большой скорости движения снаряд упадет сразу же позади машины.

Осторожно держа бомбу, я выбрался из-под машины, встал и по привычке прислушался. Все по-прежнему было тихо.

Стоянка моей машины отделялась от соседних тонкой стенкой, не доходившей до потолка. Через три секции с такими же перегородками гараж оканчивался капитальной стеной с боковой дверью в ней. Я поставил рычаг переключения в нейтральное положение и завел мотор, а потом обошел вокруг машины и положил бомбу на скат капота, примерно на треть расстояния от края. Мотор остыл, и капот сильно вибрировал. Тщательно наблюдая по часам, я установил, что бомба соскользнет с капота через тридцать пять секунд.

Мне же требовалась примерно минута. Я положил бомбу снова, но несколько выше, быстро перебрался через все перегородки, задел при этом пустую канистру из-под бензина и, не обращая внимания на шум, подбежал к боковой двери, замок которой открывается изнутри и был смазан мною еще два дня назад.