Проклятое железо на руках и ногах! Умело сделанные оковы, нечего сказать. Чуть сильнее шевельнешься - больно. Рванешь как следует - конечность перетянет как струной, хоть вой от боли. Так что сидеть нам и скрипеть зубами от злости. На себя. Сами, мудаки, лопухнулись, сами в руки врага попали! Одно хорошо - враг пока не знает, кто к нему угодил. Так что кривая, может быть, еще вывезет.

    С этой надеждой мы и летели в логово противника, слушая треп солдат и мотая их болтовню на ус. Авось пригодится...

    Судя по словам равитанцев, мы угодили в облаву, устроенную на нескольких беглецов. Новички-наемники решили навострить лыжи по домам, что в тренировочном лагере категорически не приветствуется.

    Вроде как такие побеги - норма для лагеря. За все время сумели уйти с концами только двое или трое. Остальных, как разбежавшихся гусей, ловят специальные группы. И возвращают. Причем без особых последствий для беглецов. Странные забавы у местных вояк...

    – Ничего, парни, - утешал нас командир группы, некий сержант (две поперечные полосы на узком погоне). - Недолго погуляли - ерунда! Зато теперь в разведку или в диверсанты гарантированно попадете! Туда многие стремятся, оклад повыше и премиальные хорошие. Так что, считай, не зря махнули в самоход. С меня пиво, как и обещал. А с вас, раз уж попадете в разведку, - первый трофей. Идет?

    Я вяло кивнул, глядя на довольную харю сержанта, и вдруг почти наяву представил, как мой кулак вминается ему в горло, ломая хрупкие хрящи трахеи и перекрывая доступ воздуха в легкие. И как сержант пучит глаза и разевает рот, пытаясь вздохнуть. Как синеет его рожа, и язык выпадает из-за зубов...

    Картинка была настолько яркой, что я даже вздрогнул. Видимо, мое лицо отразило внутренние переживания, сержант вдруг оборвал смех и сжал губы.

    – Не смотри на меня так, парень. Я добрый-добрый, но могу и прикладом по лбу въехать! Заруби на носу: будешь выпендриваться - накостыляю за милую душу. И все твои выкрутасы со шпагой не помогут. Усек?

    Я даже не сразу понял, к чему он приплел шпагу. И только потом сообразил - настоящие беглецы, видимо, неплохо владели холодным оружием, и солдаты это знали. Ладно, хоть шпага, хоть топор, лишь бы не раскрыли нас.

    Улучив момент, когда солдаты немного потеряли к нам интерес, шепнул Антону:

    – Косим под местных.

    – Угу, - недовольно буркнул тот, не поднимая на меня глаз. «Что сейчас Серега с Толиком делают? - мелькала в голове мысль. - Наверняка видели машины и сообразили, что мы влипли. Только бы не натворили глупостей... А то с них станется пойти на приступ лагеря...»

    Через десять минут полета цуфагеры пошли на посадку. Мягко, практически бесшумно коснулись бетона и замерли. Сержант встал первым, открыл люк и выпрыгнул наружу. Его сосед повел стволом карабина:

    – Выходите.

    Неловко переступая скованными ногами, я доковылял до люка и встал, не зная, как спускаться по трапу. Видя мою нерешительность, сержант достал небольшой пульт и нажал кнопку. Замки наручников и кандалов тоненько звякнули и отпали. Я стряхнул «железо» на пол и прыгнул вниз. Марк и Антон последовали моему примеру.

    – Приехали. Думаю, вы не успели соскучиться по родной обстановке, - съязвил сержант, указывая рукой на двухэтажные корпуса. - Передавайте парням привет. И скажите, что на сегодня побегов хватит.

    Мы мрачно посмотрели по сторонам.