Изменить размер шрифта - +
Положение князя усугублялось еще тем, что, когда карета катила Меншикова в Ригу, в Петербурге произошло событие, ставившее князя в ложное положение: именной указ 25 июня 1726 года вновь называл первым кандидатом брата герцога Голштинского. «Того ради вам напоминаем, – читаем в указе Екатерины В. Л. Долгорукому, – дабы вы имели старание о князе Голштинском. А если на то не будут склонны, то представьте на то им двух братьев Гессен-Гомбургских князей, дабы они из них которого себе избрали». О Меншикове, как видим, ни слова.

Мы не знаем причин, почему этот указ не фигурирует в переписке лиц, причастных к эпопее, – на него не ссылаются ни Меншиков, ни Долгорукий, ни Бестужев. Во всяком случае, Александр Данилович вел себя так, словно такого указа не было. А так как не в его правилах было складывать оружие, полностью не исчерпав всех ресурсов, то он, видимо, полагал, что осталась еще одна возможность поправить свои дела – лично окунуться в свалку. Именно поэтому он, будучи полон самых радужных надежд, ибо без этих надежд в Курляндии ему делать было нечего, продолжал свой путь в Прибалтику.

Официальная цель поездки Александра Даниловича – инспектирование войск, расположенных в прибалтийских крепостях. Подлинная цель – «отвращение» избрания неугодных России кандидатов в герцоги курляндские, и прежде всего Морица Саксонского.

Упреждая события, скажем, что Александр Данилович действовал в Курляндии не лучшим образом, еще раз продемонстрировав отсутствие дипломатических талантов. Он не проявлял изворотливости, не заключал сделок, не шел на компромисс, всецело полагаясь на грубую силу, угрозы и деньги.

Накануне отъезда из Петербурга Меншиков получил письмо от Анны Иоанновны. Герцогиня не решалась выходить замуж за графа Морица без санкции русского двора и просила у светлейшего ходатайства перед императрицей: «Прилежно вашу светлость в том моем деле, по древней вашей ко мне склонности, у ее императорского величества предстательствовать и то мое полезное дело совершить». Меншиков, однако, отправлялся в Курляндию не для того, чтобы «полезное дело совершить» в интересах Анны Иоанновны, а, напротив, действовать наперекор этим интересам.

27 июня князь прибыл в Ригу, а ранним утром следующего дня туда же приехала налегке, в сопровождении одной служанки Анна Иоанновна и сразу же пригласила Меншикова на беседу. О содержании разговора мы узнаем из двух писем, отправленных в один день – 29 июня. В письме к супруге Дарье Михайловне Меншиков нисколько не сомневался в безоговорочной поддержке его затеи Анной Иоанновной: «Оная, кажется, с великою охотою паче всех желает, чтоб в Курляндии князем быть мне, и обещала на то всех курляндских управителей и депутатов склонить». Другое письмо, адресованное императрице, приоткрывает завесу над тем, какими способами князю удалось склонить Анну Иоанновну к «великой охоте» и как она отказалась от льстившей ей возможности стать супругой красавца графа Морица. Анна Иоанновна, писал Меншиков, «с великою слезною прозьбою» умоляла князя ходатайствовать перед императрицей, чтобы та разрешила ей выйти замуж за Морица Саксонского. В своей просьбе она ссылалась на опостылую вдовью жизнь – «уже сколько лет как вдовствует». Упомянула она и о том, что еще Петр I «имел об ней попечение, уже о ее супружестве с некоторыми особами трактаты были написаны, но не допустил того некоторый случай».

Наступил черед для монолога Меншикова. Князь «со учтивостью» возражал, и если верить ему, то с такой убедительностью, что его собеседница была сразу же обезоружена доводами и тут же решила «все то свое намерение оставить».

Какие же аргументы Меншикова вынудили Анну Иоанновну отказаться от планов, которые она лелеяла неделями?

Светлейший заявил, что утверждение Морица на герцогском троне противно интересам России.

Быстрый переход