Светлейший являлся всего лишь исполнителем царской воли, поскольку монастырь находился на территории, подвластной петербургскому губернатору. Документы свидетельствуют о противоположном – после смерти Петра режим содержания «известной персоны», то есть Евдокии, был облегчен. Правда, указ на этот счет исходил от императрицы, но совершенно очевидно, что его никогда бы не издали и тем более не претворили в жизнь, если бы он противоречил интересам Меншикова. Указ повелевал «известную персону пищею довольствовать, чего когда пожелает», разрешив расходовать на дневной рацион по одному рублю. Кроме того, велено выдавать на одежду и обувь по 100 рублей в год. В январе 1726 года было отправлено распоряжение капитану Маслову, командовавшему караулом: «Извольте на пищу содержащейся известной персоне покупать крупитчатую добрую муку и держать папошники и пирошки и протчее кушанье ежедневно хорошее». Лицо, отдавшее это распоряжение, интересовалось еще одним вопросом: «Имеется ль при ней для держанья кушанья хорошей повар».
Сказанное, однако, не исключает, что «известную персону» продолжали содержать в строгой изоляции. Она была настолько строгой, что шлиссельбургский комендант Степан Буженинов в апреле 1727 года доносил Меншикову, что капитан Маслов одержим тяжелым недугом и «для надзирания не может ходить в светлицы», а сам он, комендант, заглядывать в них «опасен».
Меншикову можно инкриминировать лишь желание уязвить самолюбие инокини Елены, переезжавшей из Шлиссельбургской крепости в Новодевичий монастырь в Москву.
«Возок» ей был предоставлен настолько ветхий, что потребовалось немало времени для его ремонта. Это и явилось причиной задержки ее переезда.
Столь же необоснованным выглядит обвинение Меншикова в жестоком содержании царевича. Времена, когда царь прислушивался к советам фаворита, давно канули в прошлое. Заявление анонима свидетельствует всего лишь о его неосведомленности об истинном отношении царя к князю.
Аноним, далее, сообщает, что Екатерина умерла от того, что «нещастливое или отравленное питие получила». Правда, автор остерегается от категорического утверждения, что царица была отравлена Меншиковым, он в данном случае осторожен, пишет, что «имеет розыскано быть, от кого оное произошло», но намек на Меншикова прозрачен, ибо сюжет помещен в абзаце, посвященном изложению «вин» князя.
Автор анонимного сочинения не преминул обвинить Меншикова и в том, что он перевел в Амстердамский и Лондонский банки «многие суммы денег» – версия, не подтвержденная ни одним источником, о чем мы уже писали.
Наряду со зряшными обвинениями, основанными на непроверенных слухах, аноним писал и о невыдуманных действиях Меншикова, которые в конечном счете оказали влияние на его судьбу. К ним относится расправа князя с противниками его матримониальных планов. Автор, однако, ошибочно полагал, что светлейший по отношению к ним «напрасные оклеветании и обвинении учинил», хотя известны подлинные намерения некоторых авторов воспрепятствовать осуществлению его мечты.
Невозможно также защитить Меншикова от обвинения во «властолюбии для возвеличения фамилии своей», выразившемся в намерении выдать дочь свою замуж за императора. Согласимся и со справедливым упреком анонима в адрес князя, который, опасаясь враждебных акций супруги герцога Голштинского, дочери Петра, Анны Петровны, да и самого герцога, поспешил выдворить их из России.
Таким образом, в пространном перечне «вин» Меншикова лишь небольшую долю их можно признать обоснованными. Если бы все, о чем повествовал аноним, соответствовало истине, то наверняка бы это вошло в проект указа о «винах» Меншикова, так и не увидевший свет.
Авторы дореволюционных работ связывали охлаждение Петра II к Меншикову с двумя поступками светлейшего, якобы ущемлявшими престиж императорской власти и поэтому вызвавшими недовольство юнца. |