|
Вспомним имена Меншикова, Курбатова, Шафирова, Нестерова и многих других менее ярких фигур, выдвинувшихся не благодаря происхождению, а благодаря способностям, личным дарованиям. В этом и состояла особенность Петровской эпохи – колорит ей придавали не сподвижники, представлявшие знатные роды Долгоруких, Голицыных, Шереметевых, а соратники из простолюдинов. В том, что представители рода Голицыных или Шереметевых занимали видное место в правительственном механизме, нет ничего удивительного: не будь Петра, они все равно сохранили бы свой вес и влияние, а скорее всего, достигли бы большего. Но Меншиков, в детстве торговавший пирогами, мог стать вторым после царя лицом в государстве только при Петре, равно как и сын органиста Ягужинский – занять первую строку в бюрократической иерархии страны.
Сказанное не должно создавать впечатления, что при Петре были идеальные условия для процветания личностного начала. В действительности царь одной рукой подписывал Табель о рангах, а другой – указы, упрочавшие крепостное право и распространявшие его на новые категории населения. Но крепостное право находилось в вопиющем противоречии с личностным началом, оно унижало человеческое достоинство, приучало крестьян к рабской покорности. В итоге самая многочисленная категория людей – помещичьи, дворцовые и монастырские крестьяне исключались из числа тех, кто мог проявить дарования и, выражаясь словами царского указа, оказывать услуги «нам и отечеству». Простор для проявления личностного начала ограничивало не только крепостное право. Его ограничивали и воззрения царя на роль и место подданного в государстве. Подданному в этих взглядах отводилась пассивная роль исполнителя правительственных предначертаний. Общеизвестно, что указы Петра носили регламентарный характер. Одни из них наставляли чиновников, другие – офицеров, третьи – купцов и промышленников, четвертые касались различных сторон жизни селян и горожан: хозяйственной, семейной, духовной. Обращаясь к чиновникам, царь писал: «Глава же всему, дабы должность свою и наши указы в памяти имели и до завтра не откладывали, ибо как может государство управляемо быть, егда указы действительны не будут, понеже презрение указов ничем рознится с изменою». Призыв царя к неукоснительному выполнению царских повелений содержится и в другом указе: «Понеже ничто так ко управлению государства нужно есть, как крепкое хранение прав гражданских, понеже всуе законы писать, когда их не хранить, или играть, как в карты, подбирая масть к масти». Что касается остальных подданных, то здесь царь руководствовался несложной сентенцией. «Наш народ, – писал он, – яко дети, неучения ради, которые никогда за азбуку не примутся, когда от мастера (наставника. – Н.П.) не приневолены бывают». В изобретательности царю, как «приневолить» подданных выполнять указы, не откажешь: ссылка на Нерчинские рудники и на галеры, разнообразные истязания, денежные штрафы, конфискация имущества, лишение жизни – такими и им подобными угрозами заканчивается едва ли не каждый указ Петровского времени. Справедливости ради отметим, что указы Петра не только угрожали, но и убеждали. Публицистическая направленность указов, особенно тех из них, которые были написаны лично царем, общеизвестна. Указы регламентировали жизнь подданных от рождения до смерти. Вспомним указы, касавшиеся внешности подданного, – о брадобритии, об одежде и обуви. Добившись желаемого в этой области, царь переходит к регламентации жизни подданных в прочих сферах. Указы определяли, что хлеб надлежит убирать не серпами, а косами, чтобы кожу для обуви обрабатывали не дегтем, а ворванным салом, чтобы избы в деревнях ставили одну от другой на указанном расстоянии, чтобы потолки в сенях обмазывали глиной, как и в горнице, чтобы ткали не узкие, а широкие холсты, чтобы купцы довольствовались прибылью, не превышавшей 10 процентов. |
