И фамилии тоже не звучали положительно: Рвачев и Колотушкин.
Но роли свои они знали и показания дали умело, подчеркнув как раз те обстоятельства, которые имели юридическую значимость. Все-таки Воскобойников умел работать.
Постепенно Шабанов привык к новой роли. Он получал задание и расследовал дело в соответствии с ним. Сказали: «Фас!» — устанавливал виновность обвиняемого и отдавал его под суд. Сказали: «Фу!» — устанавливал отсутствие вины и прекращал уголовное дело. Так оказалось гораздо проще: не надо думать, ломать голову в поисках истины, мучиться сомнениями… Первое время было неприятно, но это оправдывалось: он получил должность старшего следователя, из вечно отстающих выбился в передовики следственного отдела… И отношение к нему менялось: он почувствовал, что стал ближе к начальству.
К тому же принятые им решения поддерживались всеми контрольными и надзорными инстанциями, а приговоры суда придавали им силу закона. Как это получалось, Шабанов не знал и постепенно перестал об этом думать. Раз его решения всеми поддерживаются, значит, они правильны и законны! Копаться в своей душе он перестал. И надо сказать, что угрызения совести его не мучили.
А главное, жить стало лучше: кроме зарплаты зажурчал ручеек «левых» денег. Феликс называл их «премиальными». Виктор часто водил Марину в рестораны, подарил ей кольцо с крупной жемчужиной. Но и о семье не забывал: купил Вовке зимнее пальто и ботинки, а Светлане — новые сапоги, дал пять тысяч на текущие расходы. Скандалы вроде бы прекратились, но он чувствовал, что это ненадолго: жена что-то подозревала, часто звонила в райотдел, проверяя, где он находится. Но пока все обходилось нормально.
Когда к нему зашел адвокат Чижов, он решил, что у того поручение на защиту кого-то из подследственных. Даже обрадовался: Чижов был грамотным юристом, денег следователям и судьям не носил, на свидетелей не воздействовал, клиента гадостям не учил, дел не разваливал. Просто защищал обвиняемого, как положено, и действовал весьма эффективно. За это его все и ненавидели, а Шабанов наоборот — уважал, по крайней мере в своей прошлой ипостаси.
— Что с вами происходит, Виктор Сергеевич? — неожиданно спросил адвокат. Он старомодно держался, старомодно одевался и часто оперировал старомодными категориями: «честь, совесть, порядочность…»
— Вы стали совершенно другим. И дела у вас пошли совсем другие…
— В смысле?
— Неужели вы сами верите, что Федосов — сбытчик наркотиков? Этот неискушенный мальчик…
Шабанов вздохнул.
— Александр Петрович, вера — понятие субъективное, а я следователь и опираюсь на доказательства. Показания свидетелей, понятых, вещдоки, заключения экспертов… Купюры были обработаны радомином, и у этого вашего «мальчика» руки светились в ультрафиолете. При чем здесь вера? Это факты!
— Факты сами по себе мертвы и поддаются любому толкованию… Ему подкинули и деньги, и наркотики. А купюры еще и заставили пересчитать. Вот и светятся руки! Вот и ваши факты!
— Естественно, — усмехнулся Шабанов. — Вы защитник и толкуете их в пользу своего клиента. А обвинение толкует по-другому.
Теперь вздохнул адвокат.
— Я знал вас как порядочного и принципиального следователя. Что с вами происходит?
— Ничего. Все осталось без изменений, и я такой же, как был.
— Да нет, вы очень изменились. И по другим делам это тоже видно.
— Прошу вас, не надо меня обсуждать. Я разговариваю с вами только потому, что мы давно знакомы. И вы раньше работали следователем, и хорошо знаете, что за хлеб мы едим.
— Согласен, что работа следователя сложная и трудная. |